Вне зоны доступа (СИ)

— Вот-вот! А ты еще мне не веришь…

— Так, все, Данил, правда… Даже слушать не хочу, — не на шутку рассердилась я. Ну, ладно, еще деревенские в эту чушь колдовскую верят. Но он-то! Он…

— Хорошо-хорошо! Не злись. Иди ко мне лучше. Я соскучился, пока ты тут прохлаждаешься — жуть.

На душе потеплело. Я легла Данилу на грудь, прижав ухо к сердцу. Тук-тук… Как же хорошо, что все позади!

— Мне так жаль, что эти уроды разбили твою аппаратуру, — прошептала я.

— Это не самое страшное, Яська. Жаль только, что одной техникой дело не ограничилось. Не нужно было твоему отцу вмешиваться.

— И позволить им хозяйничать на его земле? Плохо ты знаешь папу.

— Благодаря тому, что он успел подстрелить одного из налетчиков, их и задержали, — был вынужден признать Соловьев.

— Вот и хорошо. Можно в кои веки расслабиться.

Я закрыла глаза и улыбнулась, ощущая давно забытый покой. На душе было тихо-тихо. Теперь я знала, что все будет хорошо.

— Ясь?

— Ммм?

— У меня самолет сегодня… Я до последнего тянул, но раз тебе лучше…

— Оу, — я не знала, что сказать. В голове вертелось столько мыслей. Столько не озвученных вопросов и не произнесенных слов.

Я люблю тебя…

Ты мне так нужен…

Пожалуйста, не уходи…

— Знаю, мы так и не поговорили, но мы все непременно обсудим, как только я улажу свои дела.

Я кивнула, не поднимая лица. Мне было страшно ему поверить. А не верить — еще страшней. В горле собрался колючий ком.

Выбери меня… Пожалуйста, выбери меня!

— Эй, маленькая, ты в порядке?

Мне хотелось закричать: нет! Притвориться больной, мертвой… Что угодно, лишь бы он только остался. Но я, судорожно сглотнув, прошептала:

— Угу. Просто… это все неожиданно. И ведь знала, что ты рано или поздно уедешь, а все равно неожиданно.

— Но я же вернусь…

— Возвращайся.

— Ты будешь ждать?

Смех, сорвавшийся с моих губ, был влажным от подступающих слез. Знал бы ты, сколько я тебя жду. Если бы ты только знал…

— Ну, тогда я пойду?

— Давай. Позвони, когда долетишь.

Какие глупые ничего не значащие слова… Кто их вообще придумал?

Мы попрощались как-то скомкано, будто чужие. Я даже не поцеловала его, так, клюнула в щеку и вернулась в постель. Но как только за Данилом закрылась дверь, снова вскочила. Подбежала к окну, отдернула жалюзи, и долго-долго, до рези в глазах вглядывалась в его удаляющуюся фигуру.

А потом у меня зазвонил телефон. Я вздрогнула, неторопливо подошла к кровати. Взяла трубку в руки, не решаясь взглянуть на дисплей. Зажмурилась и приложила к уху.

— Знаешь, я, кажется, опять не сказал тебе главного.

— И что же ты не сказал?

— Я люблю тебя, Тень. — Голос Данила дрогнул, как будто он не был уверен в том, что я пойму его код. — Я люблю тебя больше жизни.

— Это все? — прошептала я, опускаясь на больничную койку.

— У меня да… Теперь ты. Скажи!

Он не просил. Он приказывал. И от этого голоса, тона… все внутри у меня дрожало. Мелко-мелко дрожало, да… Я шевелила губами, чтобы ответить, но они не поддавались. Просто растягивались в идиотской, полубезумной какой-то улыбке.

— Скажи! — настойчиво повторил он.

— Я тоже люблю тебя, Птах. Разве можно тебя не любить?

Эпилог

— Присядь! Что ты маячишь? Ничего твоему Пашке не будет.

Света замерла посреди дорожки и возмущенно на меня уставилась:

— Именно поэтому отец орет на него вот уже… — девушка покосилась на циферблат часов и осеклась.

— Каких-то десять минут, — закончила я за нее, закатив глаза к небу. А небо было безоблачным. Голубым-голубым. Под таким небом ничего плохого случиться просто не может. Припекало солнышко, а в воздухе витал сладкий, усилившийся к вечеру аромат петуний. Ну и, бог с ним, чего уж — назревающего скандала.

— Убийство — дело секунды, — мрачно заметила Света.

— Да брось. Ну, не станет отец убивать Пашку только за то, что вы надумали пожениться.

— Угу… А главное, вот что ему не нравится, а? Мы ведь все, как положено, делаем! Было бы лучше, если бы мы в грехе жили? Выходит, так?

Я не выдержала и рассмеялась. Из уст восемнадцатилетней девушки рассуждения о грехе звучали и впрямь комично. Светка обиженно насупила брови. Не знаю, была ли она готова к семейной жизни, ведь во многих вещах эта взрослая с виду девушку до сих пор оставалась таким ребенком… Мамочки! Но поживем — увидим. С некоторых пор я стала фаталисткой.

— Смешно ей…

— Свет, ну, не злись… — примирительно вздохнув, я выбираясь из плетеного кресла.

— Как не злиться, когда тут такое, а ты зубы сушишь! Вон, даже птенчиков разбудить не боишься…

Я закусила губу и с опаской покосилась на стоящий под раскидистым кленом манеж. Птенчики — это наши с Птахом сыновья. Им два, и их два, но они такие неугомонные, что порой кажется — я по меньшей мере многодетная мать. Баба Капа говорит, что всему виной акселерация. А я как-то больше грешу на гены. Просто Андрей и Саша — дети своего фантастического отца.