Вне времени

Когда они подошли к скромно одетому священнику, какой-то мальчик бросился от них наутек по направлению к деревне. Сильвия тихо улыбнулась отцу Доннеру, когда Баррик представил ее. Затем священник начал болтать о жителях деревни, о посевах, о вине. Сильвия освободила свою руку от Баррика. Перед тем как мальчик убежал, он и священник смотрели в дальний угол храма. Она перевела туда взгляд, стараясь рассмотреть предмет их интереса, — холодок пробежал у нее по спине, и она рухнула на колени.

Сильвия не была уверена в том, сколько времени пробыла так, на коленях, загипнотизированная увиденным, пока Баррик не позвал ее требовательным голосом. У нее не было сил ответить, так велики были шок и потрясение. Она не могла какое-то время даже пошевелить языком. Даже после того, как он встряхнул ее за плечи, она испытывала затруднения.

— Что с тобой, Сильвия? — спросил Баррик с тревогой, увидев, как она бледна.

— Я нашла ответ.

— Здесь? — Баррик нахмурился, когда начал пристально вглядываться в угол внизу у стены, куда она смотрела так внимательно. — А, это нацарапано глупым деревенским мальчишкой. Ясно, что это ошибка — наделить его таким талантом.

— Я думаю, что это не такие уж глупые царапины на стене, как вы назвали, — она нетвердым жестом указала в сторону рисунка, выгравированного мальчиком.

— Отец, — Баррик взглянул на священника, — я думаю, что чаша вина могла бы помочь здесь. Ей все еще плохо после падения. Вы понимаете.

— Конечно, конечно, сию минуту, — сказал священник и заспешил прочь.

— Зачем вы лгали священнику? — Сильвия не сделала никакой попытки оттолкнуть Баррика, когда он обнял ее за плечи и плотно прижал к себе.

— Скажите, что вас так взволновало в этом рисунке?

— Ах, это. Ладно. Когда я вчера была здесь, то узнала, что этот образец древнего письма на стене, выполненного как гравировка по камню — это наше, из двадцатого века, название для настенного изображения, — был нарисован здесь в двенадцатом веке, — она взглянула на него. — Да, вы не лгали. Конечно, это потрясает — вещь, которую вы рассматривали только вчера как антиквариат, была только утром выполнена мальчишкой. Это одна из странных вещей, — прошептала она, все еще пораженная своим открытием.

— А почему странная вещь?

— Ах, это связано с тем, что рисунок так хорошо сохранился, а надписи потускнели и частично стерлись. И люди из моего века не всегда могут прочитать их правильно. Тогда как я, стоя здесь, у истоков, легко могу это сделать. Но что мне все это, все эти догадки. Все мои надежды и стремления теперь под запретом, над ними как бы сказана эпитафия, здесь я не дома и, вероятно, никогда не вернусь туда, назад.

Часть четвертая

— Вы полагаете, что надо более тщательно осмотреть место на утесе и поискать оставленные следы? — своим низким густым баритоном Баррик мог втереться к ней в доверие. Сильвия только слегка кивнула, затем повернулась, оперлась на парапет и пристально оглядела все вокруг. То, что она обнаружила в церкви, все еще волновало ее. В течение недели после этого она мало что сделала, чтобы прояснить ситуацию: смотрела со стен на окрестности, ходила на гряду утесов, на берег моря и рассматривала то, что виднелось вдали. Она по-прежнему бранилась с Анной, которая до сих пор еще не вымылась и называла ее этим дурацким именем — силки. Она не огорчилась, когда попытавшись вычистить комнаты в замке, встретила сопротивление, большее, чем ожидала. Она пожаловалась барону. Он был единственным ее утешением в этот период жизни: всегда добр и отзывчив, всегда готов выслушать. И часто было достаточно взглянуть на него, чтобы настроение улучшилось. Иногда, однако, сильно пахло лошадьми и потом. Она вздохнула. Не похоже, что он сильно отличается от всех здешних обитателей чистотой и личной гигиеной.

— Я изменила образ жизни, — сказала она. — Я попытаюсь сама зарабатывать себе на пропитание.

— Ваше пропитание?

— То есть платить за постель, где я сплю, и за пищу, которую я ем.

— Это моя постель, и я подарил вам ее, пользуйтесь ею. Кроме того, вы так мало едите. Слишком мало. Поэтому вы такая костлявая.

— Костлявая? Я не костлявая! Стройная!

— Да, так лучше.

Она сузила глаза, когда поняла, что он смеется, поддразнивает ее.

— Я полагаю, что могу что-то сделать для вас, например, подыскать какую-нибудь работу. Мне сказали, правда, что вы чистите и скребете все щеткой или заставляете это делать…

— Да, а что, я перешла границы дозволенного?

— Нет, просто ваша настойчивость в этом ставит многих из нас в затруднительное положение.

— Ваша склонность жить в грязи ставит меня в более затруднительное положение.

— А что, было очень чисто там, откуда вы пришли?