Вне игры

По крайней мере, я могу быть достаточно уверен, что она не отравит мои блинчики.

Паула уже уехала на работу, и теперь вся квартира предоставлена нам. У Данни сегодня редкий выходной ото всех ее обязанностей, и мы решили просто остаться здесь наедине. У нас было несколько дней, которые мы потеряли, и я хочу знать о ней все, чтобы наверстать упущенное.

Данни сидит на одном конце дивана, опираясь спиной на подлокотник и подогнув под себя ноги. На ней надета пара старых выцветших джинсов, которые подчеркивают ее правильные изгибы и демонстрируют дыру на коленке. Футболка удивительно обтягивает ее тело, я ничего не могу поделать и периодически поглядываю на принт, пересекающий верх ее груди со словами: «Поцелуй меня — я ирландка». Она босиком и пальцы на ее ногах окрашены в темно-фиолетовый цвет, который я нахожу невероятно сексуальным.

Я на другом конце дивана, а мои длинные ноги упираются по обе стороны от ее бедер.

— Ладно, обо всем по порядку... Данни — это сокращенно от чего?

Она смеется надо мной, и это музыка для моих ушей. Если бы я мог целый день слушать смех Данни, я бы это делал.

— Даниэлла. Но никто меня так не называет. Никогда, — говорит она с предупреждением.

— Почему нет? Это красивое имя.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Оно всегда было Данни, это то, к чему я привыкла.

— Понятно. А что с фиолетовыми волосами и пирсингом?

Она берет прядь своих длинных волос, перебрасывает через плечо и задумчиво смотрит на нее.

— Тебе не нравится?

— Наоборот, я люблю это. Я имею в виду, я никогда не встречался с девушкой с крашеными волосами или кольцом в носу, но я должен признаться... это ужасно сексуально. Это то, что делает тебя уникальной. И я нашел новое пристрастие в уникальных вещах.

Она смеется надо мной.

— Это хорошо. Потому что я бы не изменила их ради тебя.

— А я бы не стал тебя просить.

Она ослепляет меня радостной улыбкой, которая настолько искренняя, что у меня перехватывает дыхание. Ее зубы ровные и ослепительно белые. Ее ямочки идеально украшают щечки, а губам можно посвятить целый том стихотворений.

Охренеть! Я становлюсь долбаным придурком, думая так. Тем не менее, должен признать, что считаю ее красоту немного очаровательной. Ладно, очень пленительной.

— Как ты попал в хоккей? — спрашивает она, врываясь в мои мысли, прежде чем они стали более интимными фантазиями, которые я так хочу, чтобы она проделала своими выразительными губками.

— Боже... дай подумать. Я начал играть, когда мне было около шести лет. Мой дядя играл в НХЛ еще в 80-х, и именно он изначально втянул меня в это. Я играл в молодежной хоккейной лиге, перед тем, как поступить в Северо-Восточный.

— Ты хочешь играть профессионально?

Я наклоняюсь вперед и хватаю обе ее щиколотки, выпрямляя ноги. Ее ноги находятся чуть дальше моей промежности, что очень даже хорошо. Я выбираю одну изящную ножку и начинаю ее массировать, обводя подушечкой большого пальца по изгибу ее стопы. Она издает тихий стон и закрывает глаза, и, черт возьми, это так сексуально. Я качаю головой, чтобы очистить свои мысли.

— Да, это моя мечта. Она противоречит всему, чего мои родители ожидают от меня, но это то, чего хочу я.

— Ты всегда делаешь то, что ожидают от тебя твои родители?

— Не всегда, но большую часть времени.

Я не уточняю, но она не собирается отступать. И честно, я не хочу, чтобы она делала это. Я хочу, чтобы она сама захотела узнать обо мне. Она толкает меня.

— И почему же большую часть времени ты делаешь то, что они ожидают, а не то, что ты хочешь делать?

— Мой отец — Алекс Бёрнэм.

Я наблюдаю за ее лицом, когда говорю и вижу, как наступает осознание.

— Ты имеешь в виду конгрессмена Алекса Бёрнэма?

Я киваю ей головой.

— Единственный и неповторимый. Он так глубоко погрузился в свою партию, что я жду, когда он в ней полностью увязнет. — Я знаю, что в моем голосе присутствует горечь, и она это сразу замечает. Мой отец сейчас пользуется популярностью у Республиканской партии, и он планирует попасть в Белый дом. Это главная причина, почему мои родители контролируют каждую минуту моей жизни. Они хотят выглядеть идеальной семьей, которая сможет выдержать атаку со стороны СМИ во время выборов.

— Это сильно давит на тебя, да?

— Ты понятия не имеешь. Это всегда было тем, что лучше для нашей семьи в глазах общественности. Наставляя меня на правильный путь получить хорошее образование, жениться в нужное время на девушке из высшего общества. — Я останавливаю свой рассказ и спускаю одну ногу вниз, поднимая другую. — Мой отец хочет, чтобы я пошел в юридическую школу после окончания университета.

Она молчит с минуту, а затем спрашивает:

— У тебя есть шанс попасть в НХЛ?

Я понимаю, что она должна была задать мне этот вопрос, потому что понятия не имеет, есть ли у меня шанс или нет. Я не люблю трубить об этом во всеуслышание, но хочу, чтобы она знала.