Вмерзшие в S-T-I-K-S 2. Клейменые холодом (СИ)

— Ну, привет, служивый, — поздоровался я с мертвяком, уткнувшимся в руль. На соседнем сиденье вытянулся застывший труп серого и некогда пушистого кошака.

— Извини, братишка, — сказал я, с трудом откинув тело на спинку кресла. Раздался характерный хруст ломающегося мороженного мяса и костей. Ноги так и остались на месте, а вот туловище откинулось на спинку. Я пристегнул его ремнем безопасности, чтоб постоянно не удерживать.

— Ну, что тут у нас? — замок бушлата категорически не поддавался, пришлось резать куртку. На погонах кителя два крестика, чтобы это не значило. Военный был не очень богат. Паспорт на растопку, отсыревшие спички и снова ненужные сигареты, правда, на этот раз довольно необычные с харизматичным изображением товарища Маяковского.

— О, сухарики! — радостно выдал я, открывая бардачок. Там нашлась раскрытая пачка сухого кошачьего корма и сухпаевский шпик аж две тысячи седьмого года выпуска. «Ну, жрать, захочешь и не такое сточишь», — подумал я, прихватил то, и другое.

Закончив осмотр, выпрыгнул наружу и упал от приступа головокружения. Нужно срочно выбираться. Петляя как разметка на трассе провинциальных городов, выполз из Черноты и облегченно рухнул в снег, отрубив дар. Дурнота начала отступать. Отдышавшись, закинул в рот пару горстей снега и посмотрел вдаль.

Конца белой равнине не было видно. Единственный плюс — следов тварей тоже пока незаметно, но это не значит, что они не караулят меня в анабиозе. А еще не следует забывать про перемитральные миграции, я все-таки на границе. Хотя, думаю, рев скреббера слышен на много километров, и все, что имело хоть какие-то зачатки разума, скрылось так далеко, как только могло.

Поборов головокружение, обреченно поднялся на ноги. Хлебнул Шаманского отвара, закинул в рот споран, спрятал начавшие мерзнуть руки в карманы и побрел, проваливаясь по колено в снег.

***

Так и шел весь день, монотонно переставляя задеревеневшие ноги. Чувствовал себя обреченным големом, которого воля хозяина толкает на бессмысленное путешествие через пустыню. Наст хрустел под ботинками, кошачий корм хрустел на зубах. По мере пути снег становился все более плотным и почти перестал проваливаться. Следы зараженных встречались крайне редко, а те, что попадались, столь давние, что твари, оставившие их должны были уже отъесться до размеров двухэтажного коттеджа.

Когда впереди показались невнятные изгибы ровной линии горизонта, поначалу я принял их за мираж, потом за последствия принятия Шаманского отвара. По мере приближения они не исчезали, может, и не являлись плодом моей бурной фантазии.

На застывшем лице нарисовалась улыбка. Даже такая малейшая смена пейзажа оказалась способна поднять мой боевой дух. Чем ближе я приближался, тем больше деталей мог рассмотреть, и шкала поднявшегося было настроения стремительно упала вниз.

Впереди показалась стена торосов. Ледяные глыбы разного размера протягивались от края до края горизонта. Не видно, когда они кончаются и кончаются ли вообще. Эти блестящие на солнце обелиски были как поваленные бурей исполинские кресты на заброшенном кладбище или бурелом в старом дремучем лесу. Обойти их не представлялось никакой возможности. Как известно, нормальные герои всегда идут в обход, а я, видимо, ненормальный.

Возможно, когда-то здесь располагался кластер с озером или чем Стикс не шутит даже морем. С равным успехом это может быть и очередной эксперимент создателей Улья. На секунду страшная мысль кольнула сознание. А что если, я не на юго-востоке, а где-нибудь на далеком западе, и за этой стеной торосов само Пекло?

Лучше если бы там был Ледокол, но таких подарков от Улья ждать не стоило. С другой стороны, если это озеро, то теплилась надежда найти хоть какое-нибудь суденышко или еще что-то в этом роде. Да пусть хоть очередного мертвеца с бутылкой живчика. Главное, чтобы это озеро не было из «Божественной комедии» Данте, а то антураж подозрительно похож.

Знать бы какова в ширину эта сраная полоса препятствий. Если начну ее преодолевать, то обратного пути уже не будет. Я с горечью посмотрел на подошву своих ботинок и прикинул, сколько раз предстоит поскользнуться. Плюнул на все, сделал еще глоток отвара и, выбрав ледяной обломок поменьше, начал взбираться на него.

Местами меж льдин несколько метров удавалось пройти относительно спокойно. Дважды ботинок застревал в щелях, и я чудом не выворачивал лодыжку, выскальзывая из обуви. Постоянные остановки, чтоб согреть руки начинали меня раздражать. До захода солнца кажущийся бесконечным ледяной лабиринт никак не успеть преодолеть.

Я ухватился за край очередного обломка и, подтянув себя, вскрикнул от ужаса и рухнул обратно, в очередной раз приложившись бедром об лед. Замер и, скуля от боли, вжался в комок в надежде, что зараженный сидящий впереди окажется слепоглухонемым.