Вложено при рождении

- Мы вам ничего не вшивали, - страшным шепотом сказал он, и весь груз сказанного улегся на это "мы". - Проделал это кто-то другой. Давно, в детстве...

Превозмогая сопротивление тугих бинтов, больной привстал с кровати. Доктор продолжал рассказывать, пристально вглядываясь в лицо потрясенного собеседника.

- Зачем вы не положили ее обратно? Зачем?! - словно в бреду вырвалось у больного. - Никто не должен был знать. Никто! Даже я. Это послание. Послание, но не для ваших эпох. Вы все равно...

И, разрывая бинты, больной рухнул на подушки.

- Кислород! - повелительно протрубил хирург, в мгновение оказываясь у дверей палаты.

Топот ног шквалом пронесся по больничному коридору.

- Тишина! - рявкнул он в сумрак служебных пространств.

Коридор замер. И в легкие больного хлынули свежие потоки живительного газа.

Ввергнутый ходом событий в ситуацию хирургической действительности, доктор как бы обрел самого себя. И привычный покой профессионально окутал его сердце.

В коротком лихорадочном признании больного доктор уловил хрупкий, как тающая льдинка, край тайны, рассеивающегося миража. О каких эпохах проговорился больной? Кому суждено расшифровать текст таблицы? Кто, в конце концов, зашил ее? И зачем?

- Доктор, - неожиданно произнес больной. Доктор вздрогнул. Он знал: такие голоса принадлежат привыкшим повелевать, превышать полномочия. Пластинку необходимо вернуть. Извольте вернуть!

Доктор отчетливо осознал - большего из него не выжмешь.

- Все же последнюю-то фразу прочитали, - оправдываясь, сказал с места специалист по клинописям. При этом он развел руками, показывая, что, мол, сделали все возможное. - Получается однозначно: "ВЛОЖЕНО ПРИ РОЖДЕНИИ".

Импровизированное совещание по итогам всесторонней экспертизы "Пластинки Эпох" (иначе ее теперь не называли) подходило к концу.

- Да, получается, - согласился хирург, - этот вывод напрашивался и из чисто клинических впечатлений. Но вот датировка...

- Датировка убийственна... Классный результат... Точные методы... раздались голоса с мест.

Все зашевелились вместе со стульями, подтверждая тем значимость этой части экспертизы.

- Одиннадцать тысяч лет, цифра, конечно, ошеломляющая. Можно полагаться на ваши результаты? - спросил хирург, отыскав кого-то глазами.

- Не подлежит сомнению, - веско ответил очкастый физик, представитель лаборатории проб времени. - Вещичка сработана и вложена одиннадцать тысяч лет назад. Подпись потрудились поставить... - он зашелестел листком папиросной бумаги, - два доктора и несколько кандидатов наук. Матричная обработка краевых условий гистерезисно-интроскопийной кривой... Чисто теоретические интересы требуют...

- Ну, поехал, - пробурчал чей-то недовольный голос.

- О времени он говорил что-то очень своеобразное, - хирург пошарил взглядом по потолку, - очень поэтическое.

Ну будто бы он как бутылка с письмом: брошен в океан времени. Катапультирован в века.

- Как же так! - с отчаянием вырвалось у кого-то. - Человек, можно сказать, заброшен в века, прошел через тысячелетия, мелькнул рядом совсем и не остановился. А у нас реальная была возможность, да упустили.

- Не остановился, - с горечью согласился хирург. - А вы, как бы вы поступили на его месте?

Человек зябко передернул плечами.

- Ушел, а расшифровать пластинку нам не дано. Вуалировка образами, абстрактная манера письма. Не доросли. Не та, понимаете ли, эпоха! Не угодили! - В иронии хирурга все же явственно проступили интонации обиды, досады на кого-то, посчитавшего эту эпоху неокончательной, недостойной главного внимания. - Выздоровел в три дня. Собрался и ушел. Ка-акой организм! - Хирург даже всплеснул руками.

По залу прошелестел вздох, вздыхали язвенники, почечники и гипертоники.

- К событию нужно подойти шире, - сказал, вставая, человек в старательно, видно, с утра отглаженном костюме и очень чистой рубашке, преподаватель истории. Вставая, он быстро втянул манжеты сорочки в рукава - запонки на них были разные.

Историк тщательно, в мелочах продумывая все, как к празднику готовился к совещанию, полагая, что выступать главным образом придется ему, лучше других знакомому с пройденными этапами человеческого общежития. Большинство же явилось, имея на руках рулоны ватмана с ярко раскрашенными графиками, выкладки, украшенные интегральными выражениями, столбцы цифровых показателей. Доклады грешили, он бы сказал, узостью научного местничества. И историк, беспокойно прислушиваясь к сжатым, прессующим неизвестные термины речам, все ждал, когда перейдут к основному, обобщающему эпохи. До конца совещания оставались считанные минуты. Он поискал взглядом графин с водой.

- Шире - это значит с позиций перспектив. Ведь кто знает, сколько у него таких пластинок было. Вдруг не одна?!

- У вас выкладки, расчеты? - сухо прервал его секретарь, представитель группы прочнистов, человек в куртке из кожзаменителя.

- Да что вы все - вычисления, вычисления! - восстал преподаватель, но внезапно уверенность покинула его, и он сел.