Диван негромко скрипит под тяжестью наших тел. Макс ловит мои губы, выпивает дыхание, скользит языком внутри рта. Втягиваю его нижнюю губу, зарываюсь в густые волосы на затылке парня и… снова ничего не чувствую.
– Боже, Люба… – пыхтит он мне в шею, стягивая трусики и накрывая ладонью лоно.
Макс мнет мои бедра, затем быстро возвращается к животу, груди… Сжимает соски и снова кладет ладони на бедра.
Движения его нетерпеливых рук порывистые, хаотичные… У меня перед глазами вместо пелены страсти предстают кадры из «В мире животных», и, как наяву, слышится вкрадчивый голос Николая Дроздова:
«А это, дорогие телезрители, лев Максим. Он поймал косулю Любашу и не может выбрать, с чего же начать пиршество – с бедрышка или грудки».
Пытаюсь изгнать дурацкие сравнения и вернуться мыслями к Максу, но… издаю лишь тихий смешок. Максим языком ласкает мою шею, оставляя на коже влажные дорожки. Разноцветные картинки с грозным львом рассеиваются, сменяясь кадрами с парнокопытным на водопое в главной роли. Черт!
Лев Максим смотрелся куда лучше лося Максима или, не дай боже, осла…
Очевидно, парень принимает усмешку за всхлип и продолжает сосредоточенно вылизывать мою шею.
Комната плывет перед глазами, сжимаясь до размеров тесной клетки. Я задыхаюсь, словно из нее выкачали весь воздух. Не хочу, не хочу, не хочу! Отталкиваю нависающую надо мной грудь Макса и часто, порывисто дышу:
– Довольно… Я не хочу. Не хочу…
– Люба, что случилось? – испуганно сипит он. Голос Максима низкий, волнующий, сексуальный до чертиков. Но… не для меня. – Любаша, я что-то не так сделал, обидел тебя?
– Прости, Макс. – Забиваюсь в угол дивана, пытаясь отдышаться.
– С тобой все в порядке?
– Нет, Макс, со мной не все в порядке… Дело не в тебе. Это все я… просто…
– Успокойся. Не собираюсь я тебя насиловать, – произносит он.
Макс шарит во тьме в поисках одежды. Часто дыша, парень натягивает джинсы, лязгает пряжкой ремня, надевает джемпер…
– Проводишь?
Признаю, я чудовище… или, быть может, чудом спасенная от растерзания «косуля Любаша»? Включаю ночник над изголовьем дивана, оборачиваюсь простыней и медленно сползаю на пол.
Усилием воли заставляю себя посмотреть в глаза парня – голубые, искренние, добрые и влюбленные в меня…
– Прости, – повторяю чуть слышно. – Ты замечательный, чуткий…
– Но не для тебя! Люба, избавь меня от этого, – кривится Макс.
Мне нечего сказать. Я покрываюсь мурашками и зябко ежусь под ледяным взглядом парня. Между нами воцаряется тяжелое, вязкое, как болото, молчание.
– Мне увольняться, Любовь Петровна? – Макс прерывает повисшую неловкость неожиданным вопросом.
– С ума сошел? Конечно нет! Я не справлюсь без тебя, Макс. Послушай, если ты из-за этого хочешь уволиться… – я почти всхлипываю.
– Любаня, я думаю о твоем комфорте, – руки Максима мягко опускаются мне на плечи. – Если ты не будешь париться по поводу нашего расставания, я останусь.
– Не буду, – улыбаюсь я. – Совершенно точно не буду.
«Мне увольняться, Любовь Петровна?» – звучат в голове обиженные слова парня. Любаня, Люба, Любовь Петровна… Кто я? Выключаю горячий обжигающий душ и стираю ладонью испарину с зеркала.
Кто же ты – рыжеволосая молодая женщина со вздернутым носом и карими, как янтарь, глазами? Симпатичная, успешная и материально обеспеченная начальница или травмированная, пустая, бездушная «косуля»?
Вы когда-нибудь задумывались, что скрывается за дверями чужого дома или за дежурной натянутой улыбкой? За фасадом из хорошей работы и смазливой внешности? Смотрю на затравленное отражение в зеркале, и мне себя жалко. Жалко растерянную, одинокую девчонку, любопытно смотрящую на меня оттуда. Дежурно намазываю на лицо дорогущий крем и даю наконец волю слезам…
Солнечные лучики любопытно осматривают мое жилище, мягко скользя по стенам комнаты. Жмурюсь от непривычно яркого утреннего света и резко вскакиваю, хватая с тумбочки телефон. Вздыхаю с облегчением, когда через минуту звенит будильник. 7:30 утра. Я распахиваю шторы и приоткрываю форточку. Оценив состояние дорожек придирчивым взглядом, я умываюсь и надеваю тренировочный костюм.
– Ну что, Любаша, успокоилась? Наревелась вчера, бедолага? – касаюсь припухших от слез век, заплетаю длинные волосы в косу. – А за что тебя, дурочка, жалеть?
Правильно, не за что.
Старенькая дверь подъезда протяжно скрипит, выпуская меня на улицу. Морозный воздух обжигает щеки. Под толстыми подошвами зимних кроссовок хрустит иней, легкий ветерок играет с выбившимися из косы прядями. Я снимаю квартиру у Глафиры Тимофеевны – тети моей близкой подруги Алиски Рябининой. Высокие окна моего жилища в сталинской пятиэтажке выходят на Западную набережную озера. В наушниках поет Imagine Dragons «Believer», прохладный воздух остужает нервы после вчерашнего неприятного происшествия, и я, сворачивая с набережной на аллею городского парка, чувствую себя почти счастливой…
Пробежка вытряхивает из головы все глупости. Я как выбитый на морозе ковер. Надо же, ну и сравнение! Пора завязывать с аллегориями, последнее время они приходят на ум в самые неуместные моменты.