Влюблен и очень опасен

– Боюсь, у меня опять случился приступ головной боли, – признался Мэллори и, схватив ее за запястье, потянул к себе. – Приложите ладони к моим вискам, вот так, – приказал он, вновь опустив голову на подлокотник. Фанни беспрекословно исполнила приказание. Руки ее дрожали, несмотря на все старания держаться стойко. – Мм, какие у вас прохладные ладони. Это успокаивает, – сказал он и закрыл глаза. – Разотрите мне виски круговыми движениями, – распорядился Мэллори, и Фанни принялась осторожно массировать его виски. – Это все последствия травмы головы, – не открывая глаз, сообщил Мэллори. – Нажимайте сильнее. Вы всегда такая храбрая?

– Едва ли я могу назвать себя храброй, – ответила Фанни. – Можно мне попробовать в другом месте? – Она провела ладонями по его гладко выбритой голове вниз, к основанию черепа. – Может, здесь?

– Да. Господи, мне лучше, – простонал он.

– Откуда у вас эта ужасная рана? И зачем вы бреете голову? Вы наверняка могли бы отрастить роскошную шевелюру, чтобы прикрыть шрам.

– Это длинная и скучная история.

– Допустим. Но зачем вы выставляете этот шрам напоказ?

Мэллори вздохнул:

– После того как я потерял свою семью, меня взял к себе дядя. Он был военным и мечтал о сыне, но у него, как назло, рождались одни дочери. Он растил меня, как своего сына, и я пошел по его стопам. Не могу сказать, что жизнь военного пришлась мне не по душе. Мне нравилась упорядоченность жизни военного человека, четкость указаний. И я быстро поднялся до довольно высокого офицерского чина. Все складывалось хорошо до одного несчастного случая.

Он взял ее за запястья и вновь прижал ее ладони к своим вискам.

– Взорвался пушечный ствол. После этого я мало что помню. – Мэллори стал жадно ловить ртом воздух. Боль, очевидно, сделалась невыносимой. – Я долгое время был без сознания, а затем очнулся в госпитале.

Поскольку командиром был я, всю вину взвалили на меня и комиссовали из армии. Меня отправили в Богом забытую лечебницу для людей с психическими расстройствами. За несколько лет мои умственные и физические способности по большей части восстановились.

Фанни прикусила губу. Короне его талант военного оказался без надобности, и Мэллори нашел ему иное применение, став генералом армии террористов.

– Ваша жизнь действительно изобилует несправедливостями, – заметила Фанни.

– Как бы там ни было, жизнь сделала из меня, нищего беспризорника, убежденного анархиста, – сказал Мэллори и прижал ее ладони к своей груди.

Он показал ей, что она должна делать, скользнув ее ладонями по мягким упругим волоскам, покрывавшим мускулистую грудь.

– Ниже, – тихо приказал он, привлекая ее к себе.

Фанни повиновалась, и мышцы его живота напряглись. Мэллори тихо застонал.

Она почти касалась щекой его щеки, и губы ее были на волоске от мочки его уха.

Будь она его любовницей, она могла бы прошептать ему на ухо что-то непристойно-сладостное в обещании того, что вот-вот произойдет. Будь она его врагом, она могла бы вцепиться зубами в эту мочку и добавить новый шрам к тому, что уже имелся. Но вместо этого Фанни убрала руки с его живота и прижалась губами к шраму на его голове. Она нежно скользнула губами по шраму, повторяя уродливый зигзаг.

Рейф с тревогой посматривал на Финна. Внутреннее освещение субмарины оставляло желать лучшего, но и этого скудного света хватало, чтобы разглядеть, что с Финном творится что-то не то.

– Не смотри на меня так, а то дыру прожжешь, – раздраженно бросил Ганн.

– Что тебе не нравится?

– То, что ты таращишь на меня глаза, вот что.

Испытательный заплыв прошел настолько успешно, что Мелвилл все же дал им добро, и теперь они с санкции высокого начальства отправились на поиски загадочного тоннеля, ведущего в подземелье. Получив благословение Мелвилла, все участники операции, включая внештатного консультанта Скотленд-Ярда, почувствовали облегчение. Однако настроение на борту субмарины несколько изменилось, когда лодка начала погружение. Теперь они находились под водами треугольной бухты. По мере того, как мутнела вода за бортом и росло давление, Финн проявлял все больше нервозности.

– Ты, случаем, не страдаешь гидрофобией?

Финн со вздохом закатил глаза.

– Вообще-то, – разъяснил он, – я скорее страдаю агорафобией. Мне внушают страх заполненные людьми замкнутые помещения. Если бы я сам ставил себе диагнозы, что, впрочем, обычно и происходит, я бы сказал, что моя болезнь – особый случай клаустрофобии. И, увы, сейчас эта болезнь находится в стадии обострения.

Рейф, по правде сказать, удивился признанию секретного агента. Неужели этой болезнью страдал человек, который, стоя на крыше мчавшегося поезда, стрелял без промаха? «Между прочим, не уложи Ганн тогда этого рыжего урода, тебя, детектив Льюис, уже не было бы в живых», – напомнил себе Рейф.

– Чем я могу помочь? – участливо спросил Рейф.

Финн, согнувшись пополам, присел на корточки.

– Я не могу просто стоять и смотреть, как Брюс управляет судном. Я должен что-то делать, чтобы отвлечься.

Рейф распрямился, насколько это позволяла теснота субмарины.