— Ну почему вы не даете мне спокойно работать? Почему я должен отчитываться еще и перед вами?! — Он говорил во множественном числе, очевидно имея в виду и жену, и дочь. — «Когда? Во сколько? Зачем?» Мне и на работе хватает контролирующих…
Катя изумилась столь бурной и, как ей показалось, неадекватной реакции на ее, казалось бы, абсолютно уместный вопрос.
— А что особенного я спросила? Когда у тебя выступление с докладом? Это что, секрет?
— Да не секрет никакой, не секрет! — Продолжал кричать Семен на повышенных тонах из своего кабинета. Катя стояла в дверях, не решаясь войти, чтобы не усугубить и без того непонятное состояние супруга. — Просто не надо ходить вокруг да около, выспрашивать, выведывать…
— Сеня… Просто ты уже три месяца занимаешься чем-то целыми вечерами, а я… а мы… с дочерью вроде и не одна семья…
— Послушай, Катя! — Семен попытался взять себя в руки и, хотя головы от экрана не повернул, продолжал уже в более спокойном тоне: — А если бы я решил диссертацией заняться? И это заняло бы полтора-два года? Что тогда? А если я захочу книгу написать? И буду занят творческой работой постоянно? Тогда как? Скажи, у меня может быть мое личное время? Мое, собственное, индивидуальное, личное пространство? Может или нет, я тебя спрашиваю?
— Может, конечно… И должно быть… — Катя глубоко вздохнула. — Оно должно быть у каждого. Просто как тогда быть с пространством семьи?
— А как с ним быть? — Семен наконец-то повернул голову в сторону супруги. — Что с ним не так, с этим семейным пространством?
— Ну мы же совсем не общаемся друг с другом!
«Ну и слава богу!» — подумал он про себя, а вслух сказал:
— Как это — не общаемся? Завтракаем вместе, ужинаем вместе. Все выходные проводим друг с другом. Ночуем дома…
— Вот именно — «ночуем», — грустно отреагировала Катя. — Не спим вместе, не занимаемся любовью, а именно ночуем…
— Кать! — Семен опять начал закипать. — Что ты хочешь от меня, а?!
Она поняла бесполезность разговора, замкнулась, закрыла дверь и ушла на кухню перебирать пшено. Она его всегда перебирала, находясь в сильном волнении. И хотя пшенную кашу ели в семье редко, Катя с завидным постоянством отделяла чистые желтые крупинки от мусора. Поэтому крупа у нее всегда была в идеальном состоянии…
Вот и на этот раз села она за кухонный стол, высыпала крупу перед собой и захлюпала носом.
Аньке, что ли, позвонить? Правда, если у нее Виктор дома, то с ней нормально не поговорить. Можно, конечно, попробовать. И она, сморкаясь, пошла за телефонной трубкой.
— Ань, привет! Чем занимаешься?
— Сериал смотрю. А ты?
— Пшено перебираю…
— Случилось что-то? — Аня, зная особенность подруги, сразу поняла, что та в плохом настроении, выключила телевизор и настроилась на разговор.
— Даже и не знаю… Вроде и не случилось ничего, а так тошно, так тяжело…
— С Сеней что-то не так?
— Ну да! Я говорила тебе, что он уже месяца три как из-за компьютера на вылезает.
— Говорила. Доклад какой-то готовит.
— Ну да. Но дело даже не в этом.
— А в чем?
— Ну, во-первых, не верю я ни в какой доклад. Надо было бы — на работе готовил бы. А даже если и дома, то с его работоспособностью он с любым докладом за три недели справился бы. Ну, пусть за месяц. Не за три же! А во-вторых, не нравится мне его разговор…
— Чем не нравится?
— Голос стал повышать… О каком-то личном пространстве заговорил. Это что такое?
— А это такое понятие… когда человек занимается чем-то сугубо личным… Ну, не знаю… Читает, мемуары пишет, мечтает или просто размышляет. Короче, когда ему нужно побыть в одиночестве…
— Что значит в одиночестве? — Возмутилась Катя. — У него же семья!
Аня усмехнулась:
— Ну и что? Если у него семья, это же не значит, что ему не хочется побыть одному.
— Не знаю. Лично мне почему-то никогда не хочется быть одной. Мне, наоборот, его недостает. Мне не хватает общения с ним.
— Ну все же разные… — глубокомысленно изрекла Аня. — Лично я тоже не люблю быть одна, но приходится терпеть. Не могу же я навязываться.
— Как это понимать?
— Ну, например, на даче… Очень часто бывает, что мы вообще не разговариваем друг с другом целые выходные. И хорошо, если Виктор на участке находится: прибирается во дворе или костер разводит. А то уйдет на полдня в лес. Бросит так небрежно: «Пойду прогуляюсь!» Я ему: мол, и я с тобой. А он: нет, мне надо побыть в одиночестве. И сижу я одна… И скучно мне, и грустно… А ничего не поделаешь… Или читаю, или соседку в гости зову. Цветами могу позаниматься на участке. Но честно говоря, безрадостно мне без Виктора. А ему, похоже, комфортно…
— Ань! И что, вы всегда так жили? Или только в последнее время?
— Раньше-то не так, конечно. Но ты не забывай: дети были маленькие, мы все были привязаны друг к другу. Это сейчас, когда они выросли, мы стали посвободнее. Только что-то никакой радости от этой свободы нет…
Семен позвонил как-то другу в радостном волнении:
— Вить, знаешь, что странно? Вот я еще не встречался с ней… ну, с Верой… а у меня такое интересное чувство: раздвоенности, что ли… И увидеть ее хочу, и пытаюсь оттянуть этот миг.