Вляп

  -- Верно говоришь, Гордеюшка, и вправду чудо. Эта та самая персиянская княжна, которая внучка моего от богомерзкой похоти отвадила.

  -- Ну-ка подь сюда, чудо заморское.

   Глаз не поднять, толком не разглядеть, но по голосу... что-то мне... опасливо. Подошли. Гордей цап меня за подбородок, голову задрал. Пальцы железные, хоть и не молод, а вполне в силе.

  -- А говорили - немая.

  -- Так немая же - не глухая. А языку нашему учится, старается. Чтобы Хотенеево доброе слово понять и, по желанию его, ублажить.

  -- Глаза-то и вправду чёрные. Как у этих. И куда ж это она идет?

  -- Так я ей дом дала. Тама вон, за углом.

  -- Холопке - дом? Богато живёшь, Степанида.

  -- Так, Гордей, ты же "Правду" помнишь. "Ежели родит раба сына от господина своего, то дать ей волю и дом для проживания". А чего тянуть? Да и по приметам...

   У Гордея пальцы дрогнули, ослабла хватка... И мгновенно вниз. Цапнул меня за грудь, провёл по животу, ниже... Тут у меня инстинкт, наконец, сработал. Я его руку схватил.

  -- Не, Степанида, или тебя обманывают, или сама дуришь. Живота нет, сиськи не набухли. Вся твоя княжна плоская. Пустая.

  -- Но-но, Гордей. Ты еще меня нашим бабским делам учить будешь. В тягости она, мальчик будет. Первый Хотенеев сынок.

   Эх, Эдик-чёрный пояс. Как ты в меня вдалбливал: "Взять ладонь противника поперёк, большой палец положить на основание мизинца противника с внешней стороны. Нажать." И что на меня нашло? Раздражение от ощупывания, страх от возможного обнаружения нашей тайны, ошеломление от перспективы родить мальчика? Вообщем, я взял, положил и нажал. Гордей вскрикнул и рухнул на колени. Трое мужиков с крыльца почти сразу кинулись ко мне. Вытаскивая на бегу мечи. Дальше надо бы положить противника лицом в пол, придерживая его руку перпендикулярно татами...

   Я сразу сделал шаг назад, Фатима - шаг вперёд. Так что мужики высказались уже в лицо служанки.

  -- Ты, бл..., холопка, а ну отойди с дороги, а ну дай я этой...

   И тут несколько сделанный смех Степаниды:

  -- Ну и дела, ну и новость, скажи кому - не поверят. Девчонка, наложница беременная, самого Гордея на колени поставила. Пальчиком одним. Воеводу ратного. Как же тебе рати-то в бой вести, Гордеюшка, если тебя девка с ног сбивает? А ну как князь узнает? А по Киеву звон пойдёт... Позору-то...

   Гордею помогли подняться. Он стоял не поднимая глаз, его прислужники старательно отряхивали ему колени.

  -- Ты... это... Степанида... Мои-то молчать будут...

  -- А мне-то чего. Ты мне ни кум, ни сват, ни брат...

   Пауза. Молчит Гордей. И Степанида молчит. Сказано достаточно. Наконец, оттолкнув прислужников, прямо в лицо Степаниде:

  -- Ладно. Свадьбе - быть. Неделя. Завтра приезжай - о приданном поговорим.

   Степанида ручкой махнула, мы быстренько убрались. Уже заворачивая за угол оглянулся. Гордей смотрел мне в след. Как-то нехорошо. Не разглядел я, темновато уже.

   Потом Фатима долго пересказывала произошедшее, добавляя каждый раз новые подробности, потом они просили меня показать это движение - послал я их. Дело-то хреновое... Иметь отца жены хозяина во врагах... Для холопа - очень не здорово. Потом пришла Степанида и поразила меня совершенно. Взяла моё лицо в руки и расцеловала в обе щеки. Гладила по голове, плакала. Под это дело Юлька выбила всякие прибамбасы для моего танцевального костюма. Боярыня удалилась благостная и от слез своих просветлённая. А мне приснился Гордеевский взгляд мне в спину. С каким-то последующим неопределённым, но очень страшным ужасом.

   Извечный женский вопрос: "а тому ли я дала" передо мной не стоял. Выбора у холопа нет. И вообще - только Хотеней и его любовь ко мне были моей защитой, условием собственного выживания. Ни на свадьбу Хотенея, ни на поход, ни на возвращение - или не возвращение - из него я повлиять не мог. Даже на своё участие в предполагаемой послесвадебной "этажерке" - как скажет господин так и будет. Сразу ли, позже ли... Единственный "хендел" - рукоятка управления, да и то в очень ограниченном диапазоне - то ли снова продинамить хозяина при следующей встрече, то ли нет.

   В поход выступают через девять дней. Через два дня после свадьбы. Перед свадьбой у жениха дел выше крыши. Так что возможность если и будет, то одна. Если он вернётся, то нужно чтобы он вернулся ко мне. Что лучше - отдаться, доставить максимум удовольствия, так чтобы он стремился вернуться к уже известным утехам и усладам на основании применения моих ягодиц, или оставить его в некотором неведении, предоставив пространство его воображению?

   Ведь в походе у него будет немало новых людей, впечатлений, заменителей меня, наконец.

   А я был очень в себе не уверен. Как-то чисто мужская любовь - не моё поле. Опыта нет. Знаний нет. Отработанных технологий нет. Как бы не вышло хуже. Типа: "ну и что? Так себе...". Не суметь поразить хозяина при встрече, запомнится, выделится... Как при кастинге на телевидении - очень не здорово. А в моем случае - просто смерть.