у Ивана Дьяконова 4044 " 00 "
у Богдана Медера 4760 " 00 "
Общая сумма 28429 " 53 "
Кабацкие откупщики докладывали непосредственно Екатерине, что за три дня переворота у них было выпито водки на сумму — 77 133 рубля 60,05 копейки.
Итак, во время восшествия Екатерины на престол всего было выпито водки на сумму:
28 429 рублей 53 копейки
+ 77 133 рубля 60,05 копейки
105 563 рубля 13,05 копейки.
Если учесть, что наивысшая цена за ведро водки была — 3 рубля, а что в одном ведре — 12 литров, то за три дня восстания населением Петербурга было выпито 422 252,54 литра водки. Водкой называли самогонный спирт, который имел не меньше 70 градусов.
Россия никогда не имела статистики, а при таких катастрофических пространствах любая цифра кажется обыкновенной.
5
Страсть к самоописанию вообще подозрительна.
Первые воспоминания о самой себе Екатерина озаглавила «Записки, начатые 21 апреля 1771 года».
Эти «Записки» начинаются такими словами:
«Я родилась 21 апреля (2 мая по новому стилю) 1729 года в Штеттине, в Померании…»
Три тома.
Потом Екатерина пишет «Собственноручные записки императрицы Екатерины II».
Эти «Записки» начинаются такими словами:
«Счастье не так слепо, как его себе представляют».
Но напрасно читатель будет искать в тексте обстоятельных объяснений концепции счастья. Это, как и предыдущие воспоминания, — сага о самой себе. Два тома.
Потом Екатерина пишет еще «Записки».
Эти «Записки» начинаются такими словами:
«Я родилась в Штеттине в Померании 2 мая нового стиля 1729 года».
Очерк.
Потом Екатерина пишет еще «Записки», которые начинаются так:
«Я родилась 2 мая нового стиля 1729 года в Штеттине, в Померании, где мой отец, Христиан-Август, принц Ангальт-Цербстский, был тогда комендантом Прусской крепости…»
Эпическое начало. Но это — лишь первая, фраза. Все остальное — пересказ предыдущих признаний.
Потом она педантично записывает все доброжелательные анекдоты о себе. Потом пишет еще и еще «Записки».
Государыня говорила своему секретарю А. М. Грибовскому:
— Не написавши, нельзя и одного дня прожить.
«Записки»…
Знаменательно, что все воспоминания Екатерина заканчивает задолго до 1762 года. И не без умысла.
Тысяча семьсот шестьдесят второй год положил конец выдумкам — началось царствование.
После 1762 года нужно было писать о своем непосредственном участии в казнях, ссылках, убийствах. Сентиментальное детство, сомнительная юность — прошли.
Началась история, а такую историю уже не напишешь девической акварелькой.
Как описать переворот 1762 года? Как преподнести потомству смерть Петра III?
Екатерина понимает, что факты, которые она может еще кое-как замаскировать в переписке, для мемуаров — лживы, мемуары требуют объяснений, подробностей. Мемуары будут исследовать как судебные документы. Все тайное станет явным. Если есть расплата за радость, то есть расплата и за ложь. Державин писал:
«Я дерзал говорить Екатерине, что она за всякую слезу и каплю крови народа ее, пролитые ею, Всевышнему ответствовать должна».
За всякую слезу и каплю крови.
Вот почему императрица, со свойственной ей в таких случаях скромностью, не пишет ни о чем, что произошло в 1762 году и после.
Но суд все равно состоится, она это знает.
Поэтому исподволь, как будто объективно, репликами и ремарками, она подготавливает будущих судей: чтобы они были снисходительны к ней и осудили ее супруга.
Реплики и ремарки — они настолько специальны, продуманы, что не остается ни малейшего сомнения в том, что ее алиби — несостоятельное.
Вот как, думая перехитрить читателя, государыня пишет о себе и о Петре III.
О Петре.
Даже отец Петра III, Карл-Фридрих, герцог Голштинский, племянник Карла XII, короля шведского, был
О себе.