Властелин Севера

Мы направлялись в Гируум, и Сверри ждал до тех пор, пока вода не поднялась почти до высшей точки, отмеченной остатками былых кораблекрушений и всплывающими на поверхность обломками, а потом посадил «Торговца» на сушу. Он нечасто так поступал, но сейчас хотел, чтобы мы очистили корпус судна до возвращения в Данию. Да и живой товар легче погрузить на корабль, находящийся на берегу. Итак, судно вывели на сушу, и я увидел, что загоны для рабов отстроены заново, а разрушенный монастырь опять покрыт соломенной крышей. Все здесь было как раньше.

Чтобы мы не сбежали, Сверри заставил нас надеть рабские ошейники, соединенные вместе цепями. Затем он пересек солончаки и начал взбираться к монастырю, а мы тем временем отчищали камнями обнажившийся корпус судна.

Работая, Финан напевал что-то на своем родном ирландском, иногда улыбаясь мне кривой ухмылкой.

– Давай, вместо того чтобы конопатить, Осберт, наоборот вытащим все из щелей, – предложил он.

– Чтобы мы потонули?

– Ага, но и Сверри потонет вместе с нами.

– Пусть уж лучше живет, чтобы мы могли его убить, – возразил я.

– И мы его убьем, – заверил Финан.

– Никогда не оставляй надежды, а?

– Я вижу это во сне, – сказал Финан. – С тех пор как появился красный корабль, мне трижды снилось, что мы убиваем этого ублюдка.

– Но красный корабль исчез, – ответил я.

– Мы обязательно убьем Сверри. Я тебе обещаю. И я станцую на его требухе, вот увидишь.

К полудню прилив достиг высшей точки, поэтому всю вторую половину дня «Торговец» как будто возвышался над беспокойными волнами. Теперь его можно будет вновь спустить на воду после наступления темноты, но далеко не сразу.

Сверри всегда чувствовал себя неспокойно, когда «Торговец» находился на берегу, и я знал, что он хочет погрузить товар сегодня же, а потом спустить судно на воду во время ночного прилива. Он держал наготове якорь, чтобы в темноте мы могли столкнуть корабль с берега и встать на якорь посреди реки. И он был готов покинуть Тайн при первом же проблеске зари.

Всего Сверри купил тридцать три человека. Самым маленьким из детей было пять-шесть лет от роду, а самым старшим из рабов – лет семнадцать-восемнадцать. И все сплошь женщины и дети, ни одного взрослого мужчины.

Мы закончили очищать корпус и сидели на берегу, когда они появились. Мы уставились на девушек голодными глазами мужчин, которым отказано в совокуплении. Рабыни плакали, поэтому трудно было сказать, хорошенькие ли они. Бедняжки рыдали, потому что их отдали в рабство, и потому что их увезли из родной земли, и потому что они боялись моря, и потому что боялись нас.

За ними ехала дюжина вооруженных охранников. Я не узнал ни одного из них. Сверри пошел вдоль цепочки скованных невольников, разглядывая зубы детей и стягивая вниз платья женщин, чтобы осмотреть их груди.

– За рыжеволосую дадут хорошую цену! – крикнул Сверри один из вооруженных мужчин.

– Как и за остальных.

– Я трахнул ее прошлой ночью, – продолжал стражник. – И кто знает, вдруг она носит моего ребенка, а? И тогда ты получишь двух рабов по цене одного, ты, удачливый ублюдок!

Рабы уже были скованы, и Сверри заставили заплатить за кандалы и цепи, так же как за еду и эль, которые потребуются, чтобы тридцать три уроженца Шотландии пережили путешествие в Ютландию.

Нам пришлось тащить эту провизию из монастыря, и вот Сверри привел нас назад через солончаки, через ручей и вверх по поваленному каменному кресту туда, где ждали повозка и шесть всадников. В повозке оказались бочки эля, кадушки с сельдью и копчеными угрями и мешок яблок. Сверри попробовал яблоко, скорчил гримасу и выплюнул откушенный кусок.

– Червивое, – пожаловался он и швырнул нам остаток яблока.

Я ухитрился подхватить его в воздухе, хотя множество рук потянулось за ним. Разломив яблоко пополам, я поделился с Финаном.

– Эти ублюдки готовы передраться из-за червивого яблока, – глумливо усмехнулся Сверри. Потом высыпал мешок монет в повозку. – На колени, вы, ублюдки, – прорычал он нам, когда к повозке подскакал седьмой всадник.

Мы встали на колени перед вновь прибывшим.

– Мы должны проверить монеты, – сказал он.

Голос показался мне знакомым. Я взглянул вверх и увидел Свена Одноглазого. И он тоже смотрел на меня. Я опустил взгляд и принялся есть яблоко.

– Франкские денье, – гордо объявил Сверри, протягивая Свену несколько серебряных монет.

Но Свен не взял их. Он смотрел на меня.

– Кто это? – вопросил он.

Сверри тоже взглянул на меня.

– Осберт, – ответил он и выбрал еще несколько монет. – A это пенни Альфреда, – сказал он, протягивая деньги Свену.

– Осберт? – переспросил тот, все еще не сводя с меня единственного глаза.

Сейчас я не был похож на Утреда Беббанбургского. На моем лице появились новые шрамы, нос был сломан, нечесаные волосы превратились в громадную спутанную гриву, борода стала клочковатой, а кожа сделалась темной, как мореное дерево. И все-таки Свен пристально глядел на меня.

– Поди сюда, Осберт, – сказал он.