— Их армия громадная! Десятки тысяч троллей, сотни хримтурсов и ётунов. Но все это еще не самое страшное.
— А что же тогда самое страшное? Неужели с ними кто-то еще?
— Да. Их ведет великан Трюм.
— Трюм… — повторила Сигрун, словно пробуя это страшное имя на слух — Я слышала о нем. Этот великан — один из самых ненавистных врагов великого Тонараза.
— Это правда. Все началось с того, что проклятому Трюму удалось каким-то образом похитить Молот Мьёлльнир. В результате и Асы и люди остались, по существу, безоружны против него и его псов. Трюм решил использовать эту возможность и организовал нашествие на Мидгарт.
— А почему он не напал со своей ордой прямо на богов?
— Видимо, причина была в том, что он хотел оставить богов полностью беззащитными, прежде чем напасть на них. Истребив людей и покорив Мидгарт, он лишил бы богов сейдра. Тогда справится с Асами не представило бы особого труда.
— Что такое сейдр?
— Сейдр — это… это то, что перетекает из людских душ к богам, когда люди молятся, закалывают жертвы, дают и выполняют клятвы. Может показаться странным, но люди нужны богам так же, как и боги нужны людям.
Сигрун молчала, размышляя над его словами, и пытаясь понять эту непривычную взаимозависимость. Она никогда серьезно не задумывалась о богах, об Асгарте и том, что происходит в мире. Боги и все связанные с ними обычаи были для нее с самого детства лишь привычкой, образом жизни, в котором она была воспитана так же, как и ее предки до нее. Она, как и все люди, с нетерпением ждала великого праздника Йоль, и иногда трепетала от охватывающего ее благоговения, когда жрец читал молитву и резал священного вепря. Но проходили праздничные дни, и все возвращалось на свои места. Повседневные заботы не оставляли времени для размышлений о богах. Жизнь текла, и она жила в этой жизни, стараясь оставаться здесь и сейчас, не отягощая себя мыслями о тех вещах, которые она не могла увидеть или пощупать. А теперь она чувствовала себя немного неуютно, слушая своего мужа и его рассказы об армиях троллей, шагающих по человеческой земле. Все это казалось сказкой, страшной сказкой, одной из тех, что обычно рассказывались долгими зимними вечерами у очага.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила она.
Вульф хотел было рассказать ей о встречах с Воданазом, но потом передумал и просто ответил:
— Я знаю.
Сигрун больше не спрашивала его. Они сидели в сгущавшихся сумерках и молчали, думая каждый о своем. Вульф посмотрел на бегущий у его ног ручей и с некоторым удивлением для себя обнаружил, что его вынужденная женитьба больше не тяготит его, как это было перед свадьбой. Он не мог понять, была ли причина в том, что он, наконец, свыкся с этой мыслью и привык к Сигрун, или это было что-то другое. Что-то, что он с некоторой натяжкой мог бы назвать интересом к Сигрун. Он не знал этого, но мысль о том, что такая девушка, как Сигрун может ему нравиться, немного забавляла его.
Когда совсем стемнело, Сигрун молча поднялась с земли и ушла, оставив Вульфа наедине со своими мыслями и чувствами. Вульф взглянул в сторону и увидел сокола, стоящего на земле в нескольких локтях от него, аккуратно сложив крылья за спиной. Птица застыла, словно чучело, и смотрела немигающими глазами на Вульфа. Ее перья казались серебренными в блеклом свете звезд, а маленькие глазки искрились волшебным огнем. Вульфу показалось, что он видел эту птицу раньше. Неужели это тот самый сокол?
Вульф осторожно протянул к нему руку. Птица укоризненно склонила голову, а затем вспорхнула ввысь и, сделав круг над его головой, исчезла в темноте, словно призрак. Вульф озадаченно вглядывался в ночное небо, пытаясь разглядеть движущийся силуэт, но небо отвечало ему лишь холодным блеском звезд.
На следующее утро на рассвете гауты стали седлать коней и съезжаться к подножью холма на краю селения. Там собрались уже почти все воины, которые отправлялись с Сиггейрером на север. Самого князя, его дочери, Вульфа и его людей еще не было. Они все стояли у княжеского чертога, ожидая, пока Сиггейрер закончит разговор со своим братом Сигмундом, который оставался во главе дружины в гарте. Сигвард был настойчив в своем желании ехать с дядей, и Сигмунду пришлось это разрешить. Юноша был заинтригован рассказами о троллях, и ему не терпелось испробовать свой меч против пришельцев из Утгарта. Когда Сиггейрер закончил говорить с братом, он обратился к Вульфу:
— Что будем делать с пленными херулийцами? Убьем сами или оставим это дело Сигмунду?
— Нет, — ответил Вульф, — мы заберем их с собой. Я найду им применение, когда мы доберемся до Свергарта.
— Хорошо, — сказал Сиггейрер, а потом добавил: — Все-таки большой подвиг мы совершили, разгромив херулийцев. В ближайшие десять-пятнадцать лет они больше сюда не сунуться.
— А как насчет скъёльдунгов? — спросил Вульф.