Властелин колец. Две крепости

Помести нас среди тех четырех, следом за людьми — мы зовем их Верзилами, — и все будет в порядке.

— Хм! Неплохо, неплохо, — задумчиво произнес Фангорн, — сойдет. Так вы живете в норках, а? Звучит вполне правдоподобно. Кто же это вас так называет: «хоббиты»? На эльфийский непохоже. Все старые слова ведь эльфы придумали; с них все началось.

— Никто больше нас так не называет. Мы сами так себя зовем, — сказал Пиппин.

— Хум, хмм… Не торопиться! Никакой спешки! Вы, стало быть, называете себя хоббитами? Но об этом не стоит говорить каждому встречному. Так, чего доброго, свое настоящее имя выболтаешь, если вовремя не спохватишься.

— А чего спохватываться? — удивился Мерри. — Вот я, например, Брендискок, Мериадок Брендискок, хотя многие зовут меня просто Мерри.

— А я — Тук, Перегрин Тук, хотя вообще — то меня называют Пиппин.

— Хм. Ну, вы все — таки торопливый народ, как я погляжу, — сказал Фангорн. — Я польщен вашим доверием, но, пожалуй, не стоит предоставлять вам слишком много свободы сразу. Знаете ли, есть энты и есть энты; иными словами, есть энты, а есть кое — что похожее на энтов, как вы могли бы сказать. Я буду звать вас Мерри и Пиппин, если вы не возражаете, — славные имена. А я пока подожду говорить вам свое имя, да, пока подожду. — Странный, сочувственный и насмешливый огонек засветился в его глазах. — Да, ни в коем случае! Во — первых, это заняло бы слишком много времени: мое имя ведь росло вместе со мной, а я жил долго, очень долго; так что мое имя — это, считай, история. Настоящие имена рассказывают историю вещей, которым принадлежат, — так это в моем языке, старом энтском, как вы бы сказали. Это замечательный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что — нибудь. Поэтому мы не говорим на нем ничего, кроме достойных долгих речей для долгого слушания. А теперь, — и глаза стали яркими, «сегодняшними», казалось, они даже уменьшились и заострились, — расскажите — ка мне, что происходит? Что вы здесь делаете? Я многое вижу и чую с этого… с этого… с этого а — лалла — лалла — румба — каманда — линд — ор — араме. Да, вы уж извините меня, я не знаю нужного слова на внешних языках: знаете, та вещь, на которой мы находимся, где я стою, любуясь прекрасным утром, думаю о солнце, о лесной траве, о лошадях, облаках, о цветении мира… Да, что происходит? Что там замышляет Гэндальф? И эти — барарум, — он издал рокочущий звук, как большой расстроенный орган, — эти орки; и молодой Саруман в своем Изенгарде? Я люблю новости. Только помедленнее.

— Многое происходит, — сказал Мерри, — даже если быстро рассказывать — это надолго. Но вы велите не спешить. Может, тогда лучше ничего не рассказывать? Вам не покажется невежливым с нашей стороны, если мы спросим, что вы собираетесь с нами делать? На чьей вы стороне? И откуда знаете Гэндальфа?

— Да вот уж знаю. Он единственный мудрец, который заботится о деревьях, — ответил старый энт. — А вы его тоже знаете?

— Да, — печально произнес Пиппин. — Он был нашим самым большим другом и предводителем.

— О, тогда я могу ответить на ваши вопросы. Я ничего не собираюсь делать с вами. Но мы могли бы кое — что сделать вместе. Я ничего не знаю и знать не хочу ни о каких сторонах. Я иду своей дорогой и думаю, что ваш путь на некоторое время может совпасть с ней. Но вы говорите о Гэндальфе так, будто его история подошла к концу?

— Да, — вздохнул Пиппин. — История — то продолжается, а вот Гэндальфа и ней уже не будет.

Фангорн долго молчал, внимательно глядя на хоббитов.

— Хумм, о, не знаю, что и сказать, — молвил он наконец. — Продолжайте.

— Если вы хотите знать больше, — проникновенно сказал Мерри, — мы расскажем. Но это займет некоторое время. Вы не опустите нас? Мы бы посидели тут вместе на солнышке, пока оно еще есть… Вы, должно быть, устали держать нас на весу?…

— Хм, устал? Нет, я не устал. Я так быстро не устаю. И не сажусь. Я не очень, хм, гибкий. Но солнце уходит. Давайте уйдем с этого… как, вы сказали, оно называется?

— Холм? — предположил Мерри. — Уступ, ступенька?

Энт тщательно повторил слова, словно попробовал их на вкус.

— Холм. Да, это так. Но это слишком поспешное слово для вещи, которая стоит здесь с тех пор, как эта часть мира обрела свой вид. Ну, ничего. Пойдемте отсюда.

— А куда? — спросил Мерри.

— В мой дом, или в один из моих домов, — степенно ответил Фангорн.

— Это далеко?

— Не знаю. Может — далеко, может — нет. Какая разница?

— Да в общем — то никакой. Но, понимаете, у нас почти ничего не осталось, мы все потеряли, — сказал Мерри. — И у нас очень мало еды.

— О! Хм! Об этом не надо беспокоиться. Я дам вам питья, от которого вы долго — долго будете зелеными и растущими. Но если вы решите отпочковаться, я могу высадить вас где угодно. Вперед!

Осторожно, но уверенно держа хоббитов на сгибах рук, Фангорн поднял одну большую ногу, затем другую и направился к краю уступа. Корнеподобные пальцы ног вцепились в скалы. Он торжественно спустился по ступеням и вошел в лес.