Там он обитал так долго, что повсеместно прослыл Дарином Бессмертным. Однако же в конце концов он умер еще в Первоначальные Времена, и гробница его воздвиглась в Казад-думе; но род его не угасал, и пятикратно рождалось царственное дитя, столь похожее на прародителя, что его нарекали именем Дарина. Гномы и почитали Дарина бессмертным, умирающим и воскресающим в потомстве: у них было много причудливых сказаний и верований, относящихся к своей судьбе и своему назначению в мире.
С завершением Первой Эпохи могущество и богатство Казад-дума возросли как нельзя более: народу прибыло, прибавилось учености, умножились ремесла и искусства после того, как был низвергнут Тангородрим и разрушены древние города Ногрод и Белегост в Синегорье. Не ослабела Мория и в темные века владычества Саурона: врата царства были заперты, чертоги надежно сокрыты в горных недрах, а многочисленные тамошние обитатели робостью не отличались, так что Саурон и не пробовал их покорить. И сокровища по-прежнему скапливались под землей, но гномов становилось там все меньше.
Случилось так, что в середине Третьей Эпохи царем опять стал Дарин, шестой по счету. Власть Саурона, прислужника Моргота, снова усиливалась в Средиземье, хотя его еще не распознали в зловещей Тени Лихолесья, обращенной к Мории. Силы зла пробуждались повсюду. В это время гномы проникли в глубины глубин, отыскивая в недрах Баразинбара мифрил — бесценный металл, который с каждым годом добывать было все труднее. И они пробудили от сна[12] ужасное чудище, сбежавшее из Тангородрима и укрывшееся в земной сердцевине от победоносного Воинства Запада, — Барлога, служителя Моргота. Он убил Дарина, а через год и На́ина I, его сына; и на этом кончилась слава Мории, и народ ее сгинул либо разбежался куда глаза глядят.
Из тех, кто спасся, многие пробирались на север, и Траин I, сын Наина, дошел до Эребора — Одинокой горы близ восточных окраин Лихолесья; там он принялся за привычное гномское дело и стал государем Подгорного Царства. Но сын его Торин I отделился и ушел еще дальше на север, к Серым горам, где собралась большая часть народа Дарина, потому что горы изобиловали рудными залежами и были почти безлюдны. Зато в пустошах за ними водились драконы; со временем они набрали силу и размножились, стали враждовать с гномами и расхищать их сокровища. Наконец какой-то крупный дракон убил Да́ина I вместе с его вторым сыном Фрором у ворот собственного дворца.
Вскоре после этого большинство народа Дарина покинуло Серые горы, и Трор, наследник Даина, с братом отца Борином и многими другими вернулся на Эребор. Большой чертог Траина снова засиял, а Трор и его подданные благоденствовали, богатели и стяжали приязнь окрестных людских племен. Ибо они не только изготавливали прекрасные и удивительные драгоценные изделия, но и выковывали несравненное оружие и дивные доспехи. И гномы жили в довольстве, и песни оглашали пиршества в чертогах Эребора.
Далеко разнеслась молва о богатствах Эребора и достигла слуха драконов, и наконец Смауг Золоченый, самый большой тогдашний дракон, сорвался с места и нежданно-негаданно нагрянул в гости к царю Трору с огненным вихрем. Подгорное Царство было выжжено и опустошено, и разрушен стольный град близлежащего Приозерного Королевства, а Смауг залез в Большой чертог и возлег там на россыпи золота.
Но все же немало подданных Трора спаслось от огненной смерти, и последним покинул подгорные чертоги сам Трор со своим сыном Тра́ином II. Они ушли на юг и надолго стали бездомными скитальцами; их участь разделили близкие родичи и стойкие приверженцы.
[…] После смерти Траина его сын Торин Дубощит унаследовал царский титул преемника Дарина, но это наследство никаких надежд не сулило. Девяноста пяти лет от роду, он был гномом в самом расцвете сил, однако же волей-неволей примирился с изгнанием и осел на северо-западе Эриадора. Он трудился не покладая рук, наладил торговлю и собрал немалое состояние; подданные его множились за счет странников из числа народа Дарина, которые стекались к нему, прослышав о его безбедной жизни в западных краях. У гномов снова были горные чертоги и кладовые и жили они в достатке, но почти в каждой их песне поминалась дальняя Одинокая гора.
Тянулись годы, и стылые уголья в сердце Торина раскалились вновь от неотступной думы об ущербе, причиненном их царскому роду, и о мести дракону, которая была ему завещана. Его огромный молот грохотал в кузнице, а ему слышались лязг оружия, поступь войска и боевой клич соратников. Но войско его было рассеяно, союзы нарушены, а секиры подданных наперечет, и безысходный гнев бушевал в нем, когда он ударял молотом по наковальне с раскаленным брусом.