Власть триединства

Левой-правой, левой-правой. Шаг за шагом, только вперед к цели. Это все, что у него осталось, все, что имеет значение. Там, за холмами, в нескольких десятках миль отсюда весь смысл его существования. Он чувствует это, даже на таком расстоянии, чувствует их. Живых. Сотни, тысячи живых людей. Мертвый полководец всматривался в ночь остекленевшими глазами, а в его голове пульсировал приказ старого колдуна. Пустота, которая поселилась у него внутри, приобрела форму. Она словно шептала на ухо, что выполни он приказ и все измениться, он проснется в своей постели в родовом поместье и сотрет пот со лба, уже даже не стараясь вспомнить приснившейся ночью кошмар… Теперь, пустота превратилась в надежду. Жуткую, нереальную надежду, на то, что пролив море крови он смоет этот ужас и вернется к прежней жизни. Сухой голос колдуна был словно центром его личной Бездны, наполненной холодом и пустотой. Казалось, что сгорбленная фигура в мантии следует за ним по пятам, напоминая, что лишь шаг в сторону, лишь капля неповиновения и надежда растает, словно утренний туман. Надо идти. Пути назад нет. Ночь вокруг Десальво наполнялась лязгом, который издавали доспехи шагающей за ним армии мертвецов. Его армии. Солдаты облачены в стальные доспехи, состоящие из нагрудника, кольчужных перчаток и остроконечного шлема. У большинства при себе небольшие рюкзаки — все необходимое было в немногочисленном обозе, зачем на себе лишний вес тащить?.. Каждый был вооружен по стандарту легкой королевской пехоты Альгарика — длинное копье, небольшой круглый щит, короткий обоюдоострый меч и длинный кинжал или легкий топорик. Чуть больше тысячи несет за спиной тяжелые луки и колчаны, наполненные стрелами, а на плече легкие арбалеты и подсумки с болтами… Вот они — воины смерти. Даже не поворачиваясь, он знал — все солдаты маршируют в ногу, словно заведенные фигурки в отлаженном механизме. Их пустые глаза смотрят вперед, и видят сквозь непроницаемый мрак ночи так же ясно, как и его собственные. Они готовы выполнить любой его приказ. Идеальные воины. — горько думал командор. — Беспрекословно верные, нечеловечески сильные и выносливые, не испытывающие ни жалости, ни угрызений совести, не знающие страха и не боящиеся боли. И, наконец — готовые убить кого угодно по первому приказу. Ладонь сильнее стиснула рукоять меча. Слышат ли они его? Знают ли, что это он виноват в их участи? А может, это вовсе не его люди, а лишь пустые оболочки, бездушные куклы, призванные к жалкому подобию жизни колдуном? Правы были инквизиторы и священники — колдуны злокозненные твари, а не люди. Они продали свои души Тьме ради сил, о применении которых страшно даже думать. Наладив с ними контакт, Десальво собирал всю информацию, которую мог найти. Колдуны. О них рассказывали много жутких историй, от которых кровь стыла в жилах. Говорили, будто продав души тьме, они приносят в жертву людей, сдирают с верующих во Всевышнего кожу, варят из человеческого жира свечи для своих ритуалов, якшаются с демонами самой Бездны… Десальво наслушался достаточно страшных историй о хозяевах Проклятого Графства, но тогда его это не пугало, он шел к своей цели. Да, было ясно, что церковь не зря истребляет их руками инквизиторов, но такого… Нет, такого он и представить не мог. Во что превратили всех его людей? Во что превратили его самого? Впервые с момента своей смерти, командор попытался прочувствовать собственное тело. Он хотел, было остановиться и осмотреть себя с ног до головы, прислушаться к собственным ощущениям, но сухой голос колдуна зашептал настойчивее. Слова некроманта гудели в голове у Десальво, занимая собой все сознание, создавая призрачные надежды и заставляя подчиниться. Образы, десятки, сотни образов поднимались со дна его памяти и кружили перед глазами в мгновение ока меняя друг-друга… Все стоящее, что было у него в жизни, сейчас мелькало перед глазами. Когда, покорившись, он еще быстрее зашагал по мокрой от росы траве, его наполнила грусть. Черная, как ночь и безграничная словно море, она наполнила командора до краев, а через секунду бесследно исчезла. В этот момент к Десальво пришло понимание, чувства не покинули его, как он считал раньше. Они спрятались где-то глубоко внутри, подальше от обжигающего холода смерти и показывались только в мгновения самых тяжких переживаний, когда больше ни что в мире не могло доказать — он все еще человек. Искалеченный колдовством, лишенный собственной воли и возможно какой-то части самого себя, но человек. Что-то защемило в груди, при виде всех этих призрачных видений. Он бы мог сказать, что это сердце, если бы не был уверен, что с недавнего времени оно не издало ни единого удара. Тут ему припомнилось кое-что — священники на своих вычурных мессах, помимо проповедей о важности пожертвований, говорили о душе. Один, кажется, это он вел церемонию венчания его величества, говорил о том, что душа человека бессмертна и не имеет ничего общего ни с сердцем, ни с телом вообще. Он говорил, что тело лишь темница души, что именно она и есть человек истинный и, покидая тело, обретает покой на небесах… Значит ли это, что его душа все еще здесь, не покинула мертвое тело? А покинет ли она земную оболочку, если его порубит на куски королевская гвардия? Не останется ли он «живым» даже после этого? Что будет, если он веками будет гнить в земле, разбросанный по огромному полю? Ни пошевелится, ни взвыть от отчаяния, ни умереть. Вечность наедине с самим собой и сухим голосом колдуна.