Больше Фролов не стал держать директора в коридоре, и они вместе вошли в кабинет к Вере Шигаревой.
Следователь сидела за столом и разговаривала по телефону. Собеседника она называла «Алексеем Алексеичем», и Фролову нетрудно было догадаться, что Шигарева получает инструктаж по делу Гусманова.
Вера жестом показала вошедшим на свободные стулья. Пока она выслушивала с трубкой в руке своего начальника, Гусманов не сводил с неё глаз, потом повернулся к Фролову, подмигнул ему и прищелкнул языком.
Подполковник в ответ изобразил понимающую улыбку: да, мол, согласен — хороша баба.
Следователь, закончив разговор, окинула посетителей не слишком приветливым взглядом и обратилась, в первую очередь, к финансисту:
— Вы, видимо, господин Гусманов?
— Совершенно верно, уважаемая…
— … Вера Иннокентьевна, — подсказал Фролов.
— … Вера Иннокентьевна.
— Пойдемте, я провожу вас в свободную комнату, где вы напишете заявление о причиненном вам ущербе. И поподробнее об обстоятельствах ограбления, пожалуйста.
Шигарева вскоре вернулась и спросила Фролова довольно сухо:
— Вероятно, вы что-то хотели сказать мне наедине?
— Видите ли, — неохотно начал излагать свою версию подполковник, как и в прошлые беседы с ней, задетый неприязненным тоном молодого следователя, — я полагаю, что деньги Гусманова унесли оставшиеся в живых налетчики и следует немедленно начать розыск похитителей.
Когда Бегунов позвонил Вере и сказал, что назначил её следователем по делу, в котором она должна будет сотрудничать с подполковником Фроловым из ГУВД, та сразу вспомнила слова отца, что именно этот милиционер выдвинул предположение об участии в налете на «Промбанк» Виктора Курганова. Будучи человеком честным и достаточно честолюбивым, Шигарева ещё пару дней назад ухватилась бы за версию Фролова и сделала все, чтобы обстоятельно проверить её.
Но тот мир, в котором жила Вера всю свою жизнь, теперь лежал в руинах. Не осталось ни карьерных устремлений, ни служебного долга, ни традиционных моральных ценностей.
Ночь любви — настоящей, плотской, живой, а не книжной, придуманной — смела все прежние понятия, представления, жизненные установки, как сель, сорвавшись с гор в долину, вырывает с корнями мощные многовековые деревья и сносит до основания построенные из камня города, казавшиеся дотоле вечными и неприступными.
Сейчас не только Закон, а казалось, вся Вселенная перестала существовать для Веры, и в центре мироздания пульсировала только одна мысль — Вите, а значит, и её новой, настоящей жизни, которая и началась-то каких-то тридцать шесть часов назад, угрожает смертельная опасность. И опасность эта сконцентрировалась в подполковнике Фролове.
Но… следовало взять себя в руки и ничем не выказывать своих чувств.
— А разве не все налетчики погибли? — уже вполне нейтральным тоном спросила она. Вера даже изобразила на лице поощрительную улыбку — мол, говорите, я вас внимательно слушаю, хотя ваша версия и противоречит официальной, — поскольку ей пришло в голову, что стоит действительно со всем вниманием выслушать гувэдэшника: жизненно важно выяснить, какими уликами он располагает против Виктора.
Приунывший было подполковник несколько взбодрился — ведь Шигарева могла бы просто сказать, как, вероятно, ей и советовал Бегунов, что уже закрытым делом об ограблении банка следствие заниматься не будет.
Он полез в кейс и вытащил оттуда несколько листков бумаги.
— Вот все имеющиеся на сегодняшний день данные, подтверждающие некоторые мои предположения. Исходя из них, было бы логично двух преступников, по кличкам Бархан и Витя Перышко, объявить в федеральный розыск.
— Хорошо, я изучу ваши материалы. Но вы уверены, что Гусманова действительно ограбили? Кстати, на какую сумму?
— На шестьсот тысяч долларов.
— Почему же он так долго молчал? Ведь с момента ограбления прошло уже немало дней?
— Директор Кунцевского отделения «Промбанка» лежал в больнице с черепно-мозговой травмой. Когда я его посетил, он не мог толком говорить. Гусманов сделал свое заявление, как только его выписали.
— А может быть, тогда, когда узнал, что в его отделении центральный офис «Промбанка» проводит аудиторскую проверку? Не связаны ли эти два события?
Подполковник пожал плечами.
— Он сказал, что это его личные деньги. Чем такое заявление поможет Гусманову, если в его организации обнаружится серьезная недостача?
— Ну, банкиры способны на самые разнообразные бухгалтерские трюки. Гусманов может, например, своему начальству сказать, что похищенные лично у него деньги он взял в кредит в своем отделении — ведь такая практика существует. А затем он оформит этот якобы кредит задним числом, если уже не оформил. Вы, кстати, не поинтересовались происхождением похищенной суммы?
— Нет. Не успел, — помрачнел Фролов. — Да, признаться, и смысла не видел спрашивать об этом Гусманова. Он может сказать, например, что играл на бирже, продал свои акции, и все дела.