Власть ножа

— Да. «Вот это номер! Но врать парню ни к чему». Она, просто чтобы проверить свою наблюдательность, поинтересовалась: — Скажи, а Вера оказалась девушкой? — Конечно. Она же — Единственная. «Тьфу, черт. Опять он за свое!» — А в постели твоя «единственная» что-нибудь умеет делать? — несколько раздраженно спросила Римма. — Брат Артемий говорил: да не разомкнутся уста о сокровенном. «Нет, разговаривать с ним невозможно», — вздохнула она, потушила сигарету, и вновь её губы, руки, язык принялись за работу, которую они знали и умели делать. «И что ещё надо на этом чертовом свете. Ничего, кроме Вити и всего того, что при нем. И пусть только кто-то попробует у меня все это отнять!»… Утром она спросила его: — А вы с Верой о чем-нибудь говорили? — Да, мы вели с ней беседу. — О чем же все-таки? Наверно, о том, как ты следуешь заповедям брата Артемия? — Я ей рассказывал обо всем. — Как обо всем? И о том, что ты только что вернулся с зоны? — Да. И о том, как я участвовал в налете на банк. — Какой банк?! — вскричала она. — «Промбанк» в Кунцеве. Ведь там я свою Единственную и повстречал.

Прокурор Шигарев

3 июля, среда: утро

Иннокентию Трофимовичу Шигареву недавно стукнуло пятьдесят шесть лет. Семейная жизнь его сложилась негладко. Жена Элина, специалист по американской литературе, была моложе заместителя Генпрокурора на полтора десятка лет. В одной из своих частых поездок в США она, в перерывах между посещениями библиотеки Конгресса и семинарами в университетах, сумела завести себе вторую семью, не оформив даже официального развода с Иннокентием Трофимовичем. Несмотря на уговоры матери поехать с ней в Штаты, Вера, воспитанная отцом в патриотическом духе, осталась на родине. Вот она-то и стала единственным светом в окошке для стремительно приближающегося к пенсионному возрасту Иннокентия Трофимовича.