Власть мошенников

— А разве мы живем иначе? Тогда что же такое брак? Почему происходят разводы? Почему мы придаем такое значение различиям между мужчиной и женщиной? Вспомните о брошенных детях. О порнографии. Запретах на инцест. О моногамии, полигамии и полиандрии. О правилах и традициях, поощряющих брак с членами другого племени. О гомосексуализме, о возрасте совершеннолетия. О насилии. Воссоединениях семей. О танцах подростков — в сущности, репетиции флирта. О правительствующих домах, законах о наследстве. О приданом, усыновлении, незаконнорожденных. О том, что женщины ведут жизнь пленниц или рабынь — как у гардианов и многих других народов. А проституция? Контроль рождаемости? Перенаселенность и иммиграция? Черт побери, да любой игрок признается, что при игре испытывает сексуальное возбуждение; есть люди, которые считают космические корабли сродни фаллическим символам. Нет, можно долго спорить о том, влияет ли цикл нашего воспроизведения на каждую область человеческой деятельности.

Практически все, о чем я только что упомянул, и многое другое, что является основой человеческого общества, должно быть не только неслыханным для зензамов, но и невозможным. Все вышеперечисленное прямо или косвенно связано с деторождением, или предохранением от него, или решением, кто и когда должен иметь детей и кто будет находиться в родственных отношениях с ребенком. Слишком многое в нас и в нашей культуре определяется сексуальными взаимоотношениями. И обо всем этом не может быть и речи у зензамов.

Каждая культура изобретала брак и брачные ритуалы. Мы настолько привыкли к этому, что уже ничего не замечаем. Можем ли мы вообразить себе племя людей, в котором не существовало бы браков — ни для кого, никогда, на протяжении всей истории? Представляете себе более важное различие для людей, чем различие между мужчинами и женщинами? Наша жизнь поставлена в полную зависимость от биологии и стратегии воспроизведения. Но и люди и зензамы привыкли к своей жизни.

Синтия присела на корточки и уставилась в серый металл потолка. Перед ее мысленным взором прошли тускло-зеленые леса и поля планеты.

— Во всяком случае, я им ни капли не завидую, — прошептала она.

Уже в сотый раз К'астилль боролась с искушением зашвырнуть подаренную ей книгу в пруд и забыть о ней. Но так поступить она просто не могла. Она была зла на людей, ее раздражали все их достижения и поступки. В своей извращенности люди обретали блаженство. Не зная своей судьбы, уверенные, что сохранят рассудок до последнего дня жизни, они, по-видимому, были одержимы безумной идеей — о том, что душа переживает тело, если, разумеется, она правильно поняла подписи к некоторым иллюстрациям в книге. Их самоуверенность, неистребимый оптимизм, их огромные памятники самим себе — все они выросли из одной нелепой идеи о вечной жизни. А идея вечной жизни произросла из их отвратительных сексуальных действий! Действий, которые люди считали естественными и нормальными.

К'астилль перелистала страницы. Париж. Колонии на Луне. Самые большие мосты. Космические станции и корабли. Обсерватория в кольцах Сатурна, лаборатория среди кратеров Меркурия, башни Нью-Йорка, Кремль, Улан-Батор, Тадж-Махал, Мачу-Пикчу, Великая китайская стена, памятник Вашингтону, египетские пирамиды, Парфенон, космоцентр Кеннеди — все они были такими огромными, такими величественными… А Дороги! Просторные шоссе, по сравнению с которыми самые широкие Дороги на Заставе казались примитивными и жалкими. Но как смогли ничтожные половинчатые добиться таких успехов?

Их самоуверенность, разум в продолжение всей жизни и отвратительная медицина, продлевающая эту жизнь, — вот что составляло разницу между огромными, построенными на века зданиями людей и времянками зензамов, которых едва хватало на одну жизнь; между огромными городами, страдающими от перенаселенности, и крохотным населением зензамов, недостаточно большим и организованным, чтобы строить города.

И извращенность людей остается безнаказанной, более того — она вознаграждается! Гнусный образ жизни привел их к Дороге среди звезд!

К'астилль хотела возненавидеть людей. Ее зависть была так сильна, гнев так велик, а гордость слишком уязвлена сознанием того, что все эти месяцы она разговаривала с ростками. Она пыталась ненавидеть их, разжигала в себе гнев. Все, что от нее требуется, — молчать, не предупреждать людей о страшном грузе на «Звездном небе», и вскоре они погибнут все до единого.

Но иллюстрации в книге, восхитительные творения человеческих рук… К'астилль хотела увидеть их своими глазами. Надо ли позволять нигилистам завладеть всем этим великолепием? И потом, Люсиль ее подруга. Люсиль не виновата в том, что она родилась человеком.