— Погоди, путник. Я же не сказала, что мы не можем ничего найти — просто мы никогда не принимали постояльцев. Но у нас есть сарай с сеном, на котором можно спать — одеяла я смогу найти. И приготовить ужин я тоже могу — есть и мясо, и крупа. Воду тоже можно нагреть.
— Твоё предложение мне подходит, женщина. Я согласен переночевать в амбаре на твоём сене, если мне дадут одеяла — не люблю, когда сено колется. И подушки не забудь. Для сестры моей тоже что-нибудь сооруди. Это можно сделать прямо сейчас — я устал. А пока я буду отдыхать, ты можешь нагреть мне воды для омовения и приготовить ужин.
— А деньги?
— Деньги вот, — мужчина полез к себе за пазуху, достал небольшой кожаный кошелёк и, развязав его, вытащил две большие серебряные монеты, — этого хватит и на ночлег, и на ужин, и на одежду для моей сестры. Но получишь их потом, если вода будет горячей, ужин — сытным, а одежда не будет похожа на то тряпьё, которое сейчас на ней…
Хозяйка, с которой при виде денег произошла поразительная метаморфоза, быстро отвела постояльцев к сараю, после чего сбегала в дом, вынесла оттуда несколько одеял, сдёрнутых, по-видимому, прямо с собственной кровати, расстелила их прямо на сене, сказав:
— Вот, господин, можете пока отдохнуть, а я пока нагрею воду и приготовлю вам ужин. Потом и с одеждой что-нибудь сообразим!
Затем хозяйка убежала в дом, а Лита, с комфортом устроившись на одном из одеял, наброшенных прямо на стог разворошённого сена, и вытянув уставшие, гудящие от долгой дороги ноги, спросила:
— Один, а ты, случайно, рабовладельцем никогда не был?
— Не доводилось пока. А что, предлагаешь попробовать?
— Нет, не предлагаю. Просто пока ты договаривался об ужине и ночлеге, я чувствовала себя чуть ли не твоей вещью.
— Так и должно быть. Заметь — тебе не только не задали ни одного вопроса, но даже не обратили на тебя внимания. На слуг вообще редко обращают внимание — такова людская психология. Причём чем больше внимания обращено ко мне, тем менее заметной будешь казаться ты. Когда мы завтра отсюда уйдём, хозяйка отлично запомнит меня, а о тебе, скорее всего, даже и не вспомнит.
— И всё равно это как-то не очень приятно.
— А никто и не говорит, что когда к тебе относятся как к какой-нибудь вещи, да и ещё второго сорта — это должно быть приятно. Но ради маскировки придётся потерпеть. Кстати, вот и наш ужин идёт…
И действительно, пока путники разговаривали, хозяйка успела приготовить для них ужин и сейчас несла его в корзинке. Подойдя к сараю, она открыла дверь, и под строгим взглядом мужчины, смущаясь, расстелила прямо на земле отрез ткани, поставив на него небольшой котелок, накрытый двумя тарелками, которые тут же сняла и поставила рядом, взяла ложку, и наложила из котелка в каждую тарелку по хорошей порции рассыпчатой ароматной каши с кусками копчёного мяса, обильно сдобренной маслом. Оставив одну ложку в тарелке, женщина достала из корзинки вторую ложку, а также четверть каравая хлеба, две кружки и кувшин с молоком. Посчитав, что сделала достаточно, женщина убрала котелок обратно в корзинку и сказала:
— Вода скоро нагреется, господин. Помыться можно будет за домом, там есть лохань и бадья с холодной водой.
Сказав, хозяйка выжидающе посмотрела на Одина. Мужчина, величаво кивнув головой, как будто принимая сказанное как должное, достал из-за пазухи кошелёк, извлёк одну монету и протянул её хозяйке со словами:
— Я доволен. Это часть платы. Вторую монету получишь, когда я одену свою сестру. Постарайся, чтобы принесённая одежда была хорошей, добротной и ей по росту.
— Всё сделаю, господин…