Власов. Два лица генерала

– Меня там знают…-осушив очередной стакан, рассказывал он. – С большим числом командующих генералов я в дружбе… Я хорошо знаю, как он износятся к советской власти. А генералы тоже знают, что я об этом осведомлен. Нам не надо будет друг другу ничего выдумывать. Мы сразу поймем друг друга, хотя бы даже и по телефону.

На самом ли деле он надеялся выиграть войну по телефону или это отчаяние было – Фрёлих так и не понял, но о разговоре, как и было положено, сообщил. Так что Гиммлер теперь, даже если Крэгер и запнулся в переводе, все понял.

Не так уж и важно, как прозвучало по-немецки: «первый генерал» или «первым из генералов». Гиммлер понял, что Власов говорит о своих способностях и возможностях выиграть войну и по телефону.

Ну, а Власову, когда Гиммлер, ограничившись лишь косым взглядом на главного эсэсовского пропагандиста, промолчал, стало ясно, что «черный Генрих», как ребенок, готов сейчас поверить в любое чудо.

Поэтому, подняв голос, он сказал с некоторой торжественностью:

– Прежде чем изложить вам, господин министр, свою программу, я должен подчеркнуть следующее: я ненавижу ту систему, которая из меня сделала большого человека. Но это не мешает мне гордиться тем, что я-русский. Я – сын простого крестьянина. Поэтому я и умею любить свою родину, свою землю так же, как ее любит сын немецкого крестьянина. Я верю в то, что вы, господин министр, действительно готовы в кратчайшее время прийти к нам на помощь. Если удар будет нанесен в самое чувствительное место, система Сталина, уже обреченная на смерть, падет, как карточный домик. Но я должен подчеркнуть, что для обеспечения успеха вы должны вести с нами работу на принципе полного равенства. Именно поэтому я и хотел бы говорить с вами так же откровенно, как это сделали вы. [225]

Гиммлер медленно опустил голову в знак согласия и, помолчав, сказал:

– Прошу вас.

Власов выпрямился на стуле и, подняв голову, продолжал все тем же тоном:

– К сожалению, господин министр, на нашем пути все еще находится много препятствий, которые мы должны расчистить. Меня глубоко поразила и оскорбила ваша брошюра «Унтерменш». Я буду счастлив, услышать лично от вас, что вы сейчас об этой брошюре думаете…

Д'Алькэн замер, ожидая взрыва. Ему показалось, что Власов специально нарывается на скандал… Но Гиммлер в отличие от своего пропагандиста оказался и умнее, и тоньше. Он не разгневался и не смутился.

– Вы правы,-мягко сказал он, – нам нужно расчистить и этот вопрос. Он относится к прошлому, ко времени, когда было много непонимания и недоразумений, которые и привели к разным воззрениям и суждениям. Брошюра, о которой вы мне напомнили, относилась исключительно к «большевистскому человеку», продукту системы, к тому, кто угрожает Германии тем же, что он сделал на вашей родине. В каждом народе есть «унтерменши». Разница лежит в том, что в России «унтерменши» держат власть в своих руках, в то время как в Германии я посадил их под замок и засовы. Вашей первой задачей является провести ту же акцию и у вас в отечестве. Ну, а теперь мой черед задать прямой вопрос, господин генерал: действительно ли русский народ и сейчас поддержит вас в попытке свергнуть политическую систему и признает ли он вас как своего вождя?

Власов тоже не растерялся.

– Я могу честно в обоих случаях сказать «да»,-сказал он. – При условии, что вами будут выполнены известные обязательства. И, не останавливаясь, перешел в наступление.

– Вы вторглись в пределы моей родины под предлогом «самозащиты» от нашего «удара в спину». Это не совсем отвечает истине. Правда, Сталин замышлял в 1941 году напасть на Германию, но он не чувствовал себя достаточно сильным и подготовленным к этому. Уже давно он разрабатывал план напасть в начале 1942 года на южную часть Европы. Главный удар был бы направлен на Румынию, Болгарию, Грецию и Дарданеллы. По теории Ленина, в борьбе против капиталистического мира страны капиталистов должны были падать одна за другой… Сталин раздумывал. Он боялся войны. Он надеялся распространить коммунизм в южной Европе без нападения на Германию, которая в то время была занята в войне с Англией. Поэтому он надеялся «без большой крови» захватить ключевые позиции, с которых произвести нажим на Германию и этим [226] парализовать ее стремления к нападению. Поэтому мы и сконцентрировали столько ударных армий именно на юге России. Я должен признаться, что ваш неожиданный удар удался и застиг нас врасплох, в стадии приготовления и формировки. Этим и объясняются ваши первые молниеносные успехи… Я не могу удержаться, чтобы не похвалить ваши военные действия, ваших солдат, хотя уже в самом начале нам было ясно, что вы не выиграете войну по той стратегии и тактике, с которой вы ее вели. Я знаю, господин министр, что вам известно мое мнение и именно поэтому вы меня так упорно отстраняли.