Власов. Два лица генерала

Вижу, боец Александров встал, ловится руками за воздух, упал, опять встал, упал и готов. Вижу, как зрачков не стало, конец. Пришел Загайнов, адъютант комполка, увидел меня и говорит:

— Никонов, что с тобой?

— Все!-сказал я.

— Обожди, я часа через полтора приду.

Пришел раньше и принес кусков подсушенной кожи с шерстью и кость сантиметров пятнадцать длины. Шерсть я обжег и съел эту кожу с таким вкусом, что у меня в жизни больше ни на что такого аппетита не было. У кости все пористое съел, а верхний слой сжег и углем съел. Так все делали. У голодного человека зубы такие крепкие, как у волка.

С этого утра 24 июня и поднялся на ноги. Стали собираться к выходу. Комполка сказал:

— Никонов, остаешься для прикрытия, пока мы выходим. С тобой даем личный состав и тех, которые останутся на переднем крае (т.е. не могущие встать). Как будете отходить, имущество все сжечь.

Взял выделенных бойцов, и пошли на передние точки, а оттуда, которые смогли, встали и ушли на выход. Пришел, осмотрелся. Лежат мертвые, которые умирают, встать уже не могут. Винтовок кучи».

Появились в армии и случаи людоедства.

В докладной записке, подготовленной 6 августа 1942 года для Абакумова, указывалось, что начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии Зубов задержал бойца, когда тот пытался вырезать «из трупа красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, боец по дороге умер от истощения».

Глава шестая

В эти дни Власов не только посылал в различные штабы радиограммы о бедственном положении армии, но и пытался найти решение, как самостоятельно, со своей стороны разорвать кольцо окружения.

Болото… Чахоточная, сочащаяся водой земля.

Здесь словно бы остановилось время, истончилось, истекло, словно его и не было…

Даже лето, которое уже давно пришло, никак не ощущалось тут ни по пейзажу — нигде не увидишь зеленой травы! — ни по одежде. [103] Как и зимой, бойцы кутаются в полусожженные фуфайки. На головах — летнюю форму так и не выдали — чернеют зимние шапки.

Солдаты замерли, радуясь спасительному теплу…

Но это днем, на солнечном припеке, а по ночам холодно на болоте, зябко в сырых окопах.

Впрочем, до вечера нужно еще дожить.

Солдаты, которых вывели по приказу Власова в тыл для создания штурмового кулака, до сегодняшнего вечера доживут… Их срок умирать — нынешняя летняя ночь…

А пока заботы у них, заботы живых…

Где— то горят костерки, что-то варится в них…

Но это не армия.

Это жалкие остатки армии, растерявшей силу и жизни своих солдат в изнурительных зимних боях.

И потому хмурится Власов, потому и сутулится сильнее обычного — все тяжелее давит на него предчувствие катастрофы.

Он идет с тяжелым, неподвижным лицом, рядом с ним Зуев. Морщинки перерезали красивый лоб комиссара. Печально лицо.

Как вспоминал Н.В. Коньков, водитель генерала Власова, «ежедневно из штаба армии в район Мясного Бора выезжали, а позже ходили пешком командующий армией генерал-лейтенант Власов или член Военного совета армии дивизионный комиссар Зуев. До 20 июня у командования была полная уверенность в том, что окружение будет прорвано.

20 июня я слышал от бойцов и командиров, что командующий запросил по радио штаб фронта о том, что если вырваться из окружения не удается, что предпринять с техникой и материальной частью? Каков был ответ на радиограмму, я не знаю, но на следующий день технику начали уничтожать…

Командование приказало сосредоточить все силы для удара в районе Мясного Бора. Генерал-лейтенант Власов отправил на передовую также две роты по охране штаба армии. Я и еще человек восемь шоферов остались при штабе в качестве охраны и в боях в этот день участия не принимали.

На следующий день командование издало приказ всеми имеющимися силами идти на штурм обороны немцев в районе Мясного Бора. Этот штурм намечался на вечер 22 июня, и в этом штурме принимали участие все: рядовой состав, шофера, командующий армией, начальник Особого отдела армии и работники штаба армии…

Командующий армией и работники штаба держались спокойно и стойко и в момент штурма шли вместе с бойцами. Штурм начался часов в девять-десять вечера, но успеха не имел, так как наши части были встречены сильным минометным огнем…». [104]

Николай Васильевич Коньков не знал, что шатающимся от голода бойцам 2-й Ударной армии все же удалось совершить невозможное — они прорвались сквозь немецкие укрепления.

Согласно донесению капитана госбезопасности Колесникова, направленному под грифом «Совершенно секретно» в Особый отдел Волховского фронта, в этот день из окружения вышли 6018 раненых и около 1000 здоровых.

Раненым повезло больше.

Их отправили в госпиталь (потому они и сосчитаны точно), из остальных (около 1000 здоровых) был сформирован отряд полковника Коркина, который снова загнали в «Долину смерти». Воистину злой рок висел над бойцами 2-й Ударной армии.

Целыми уйти из этого ада не дозволялось никому.