Этого, естественно, не хватило, хотя тон распоряжения, несомненно, вверг бы в трепет и многих баронов, и вождей трокмуа. А вот его собственные дети вкупе с детьми Вэна и рано начавшими взрослеть монстрами запротестовали. Громко, отчаянно. Лис же стоял на своем.
— С нами все в порядке, — сказала Клотильда, топнув ногой. — Я тоже хочу, чтобы меня подбросили. Ведь никто же не пострадал.
— Нет, на этот раз никто. Простое везение, но кто-нибудь мог бы и пострадать, — ответил Джерин.
Он уже давно понял, что все эти «мог бы, могло бы, могли бы» ни в чем не убеждают детей. Так вышло и в этот раз. Но запах перегара, которым несло от Джероджа, подарил ему новый и более действенный аргумент:
— Бейверс и ячмень! — воскликнул Лис, морща нос. — Ты не просто нырял в кувшин с элем, ты в нем плавал.
Джеродж смутился настолько, насколько могло смутиться чудовище. В результате вид, какой он принял, мог бы заставить любого, кто не знал его, в ужасе убежать. Но Джерин распознал в оскале клыков виноватость, а не враждебность.
— Прости меня, — сказал Джеродж с рыком, который тоже звучал страшнее, чем вложенный в него смысл. — Не знаю, что на меня нашло. Но я так хорошо себя чувствую, когда внутри меня эль. — И он подтвердил это громкой отрыжкой.
Дети Джерина и дети Вэна взорвались от смеха. Лису тоже хотелось рассмеяться, но он сдержался. И вместо этого набросился на Тарму.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла, чем у него, — укорил он ее.
— Я виновата, — ответила она, уныло повесив свою некрасивую голову. — Но он начал пить эль, а с ним и я…
— А если бы он вздумал спрыгнуть с крепостного вала и сломал бы свою глупую шею, ты бы тоже прыгнула следом за ним? — Джерин так часто оперировал этим доводом в своих назиданиях детям, что сейчас он сорвался у него с языка сам собой.
И на Джероджа с Тармой этот довод тоже обычно действовал безотказно. Однако сегодня Тарма не потупила взгляд.
— Все было не так, — возразила она. — Как будто, как будто… что-то толкало нас к тому, чтобы мы выпили этот эль.
— Наверное, та же сила, какая подталкивает меня, когда мне хочется полакомиться засахаренными фруктами или медовым печеньем? — предположил Дагреф, однако в голосе сына звучало гораздо больше сомнения, чем вообще может звучать в голосе мальчика его лет. «Каким же он будет, когда вырастет?» — вновь встревоженно подумал Джерин. Похоже, его старший сын от Силэтр вырастет мужчиной, с которым придется считаться… если никто его еще в юности не убьет.
— Нет, это не так, — повторила Тарма. — На самом деле это было похоже… я почти ощущала, как что-то толкает меня к кувшину.
Большая голова Джероджа ходила вверх-вниз: он кивал.
Джерин хотел было закричать на них, что они не просто лгуны, а лгуны, каким нужна взбучка, но внезапно умолк, и злые слова не успели слететь с его губ. Маврикс использовал Райвина в качестве своего орудия примерно таким же образом, побуждая того накачиваться вином, что давало возможность ситонийскому богу с легкостью проникать в северные земли. Но сейчас это был не Маврикс, он не имел никакого отношения к элю. Это был…
— Бейверс? — Губы Джерина словно бы сами выдохнули имя бога. Тихо и изумленно.
Ведь Бейверс был самым что ни на есть элабонским божеством. А до нынешнего момента все элабонские боги дружно помалкивали… даже когда Волдар и ее сторонники — боги гради — стали оказывать захватчикам помощь.
До нынешнего момента… Джерин подумал, что он, возможно, похож на утопающего, который хватается за соломинку в попытке не дать себе утонуть. Неожиданная тяга Джероджа и Тармы к элю, вполне возможно, не имела никакого отношения к Бейверсу и вообще к чему бы то ни было, кроме возрастающей, развивающейся, неуемной жажды. Вроде той, что превращает обычных людей в пьянчуг безо всякого божественного вмешательства.
— Что ж, — сказал он, обращаясь по большей части к себе, чем к чудовищам или все еще разочарованным детям, — если ты намерен хвататься за соломинки, во имя Даяуса или Бейверса, так хватайся за них! Не дай им проскользнуть у тебя между пальцев.
— О чем это ты, отец? — спросил Дагреф, как обычно, невероятно оскорбленный тем, что отец изрекает что-то, чего он не может понять.
— Не важно, — ответил Джерин с отсутствующим видом, что оскорбило мальчика еще больше. В довершение ко всему, он даже не обратил внимания на раздражение сына. Вместо этого одной рукой он взял за руку Джероджа, другой — Тарму. — Пойдемте обратно в главную залу, вы оба. К кувшину с элем. Угоститесь еще.
Джеродж встретил это заявление восторженным рыком. Тарма спросила:
— Ты ведь не заставишь нас так напиться, чтобы на следующее утро нам было плохо?
Ее слова заставили Джероджа задуматься. Болезненные воспоминания о своем первом похмелье были еще живы и в нем.
Если бы Джерин мог уйти от ответа на этот вопрос, он бы так и сделал. Но вряд ли ему это удалось бы, а перспектива привести в ярость двух монстров, каждый из которых был больше и сильнее его, по меньшей мере, вселяла тревогу. Он сказал: