Владыка Океана

Я проснулся довольно поздно, проспал едва ли не до полудня. Океан так сиял в солнечных лучах, что глаза ломило. И, если уж говорить начистоту, тело тоже поламывало, как от непривычной физической работы. Зато на душе у меня сиял сплошной свет, хоть я и позабыл почти все перипетии сна.

Я сидел в постели и тянулся. А потом улегся снова — на минуточку — и обнаружил, что подушка влажная. Мои волосы были влажными, господа! Я поразился.

Я хотел одеться — но вчерашних тряпок не нашел. Рядом с моей постелью лежали новые, другие. И моего дружка-тритона нигде не было видно. Впрочем, его я просто позвал неприличным словцом, и он с готовностью вылез из-под кровати. А между тем, когда я заглянул туда минуту назад в поисках и тритона, и ботинок — там, господа, не было ни того, ни другого.

О, как странно стало у меня на душе, когда я принялся все это обдумывать! Ну что, скажите на милость, со мной случилось этой ночью? Я ходил во сне? Я во сне плавал? Ну да, я во сне летал! Плавающий лунатик…

Ну это, допустим, не самое странное. Бывает чуднее. Летиция. "Как принять дитя человеческое у дщери океана", а? Моя невеста — сирена? Или я сумасшедший? Или в этом замке сумасшествие — вещь нормальная и длящаяся на протяжении веков? Ах, ты…

Я напялил то, что нашел, прихватил тритона под мышку и выскочил из спальни. Я на пробу позвал Летицию мысленно — и она тут же появилась в конце галереи. Веселая, господа!

Я побежал к ней навстречу — и она радостно кинулась ко мне… как это говорится… на шею! Я опомнился только после третьего поцелуя.

— Ци, — говорю, — что случилось во Вселенной? И где мне это записать?

Она поцеловала меня еще раз и говорит:

— Ах, не прикидывайся. Ты превосходно целуешься, малек. Можешь быть спокоен.

Тогда я ее немножко отстранил. И говорю:

— А где твой амулет Продолжения?

У нее на миг вытянулось лицо — но через миг она уже хохотала.

— Ого, проглоти тебя креветка, какой же ты умный стал, доброе дитя! Где-где! На этот вопрос, малек, есть столько смешных ответов, что и перечислять замучаешься!

— Вот, значит, как, — говорю. — А где дядина жена? Уплыла?

Летиция тут же перестала смеяться. И резанула:

— Умерла.

— Вместе с ним? — спрашиваю.

— Вместе с ним, — говорит, а голос глухой.

Я обнял ее и прижал к себе. И она положила мне голову на плечо. Ее волосы благоухали океаном, а от нее самой исходила такая печаль, что и мне стало грустно до боли.

— И ты… — но я не смог выговорить.

Она подняла глаза на меня:

— Да, малек, и я умру. И ты умрешь. Все смертны. Только в разное время. А где твой вящий…

— Стоп, — говорю. — Ци, ты когда-нибудь объяснишь…

И тут в галерею не вовремя принесло Митча с каким-то дурацким "кушать подано". Но лицо у него мало соответствовало словам. Он смотрел на Летицию неодобрительно. Он нас застал — но черр-рт возьми, мы живем не в средние века, чтобы кому-то казались так уж предосудительны поцелуи до свадьбы!

А Летиция отстранилась — но успела мне шепнуть:

— Держи при себе своего… тритона.

И нам пришлось пойти завтракать — будто Митч имеет право нас заставлять. Мы пошли, как послушные дети, не касаясь друг друга — и мне почему-то показалось, что Летиция боится.

И боится именно Митча.

Мне это не нравилось до предела, и я решил, что с ним необходимо, наконец, объясниться. Поэтому за столом я спросил напрямик:

— Скажите-ка мне, Митч, почему это вы скрыли от меня, что моя невеста — русалка?

Летиция рассмеялась, священник побледнел, а Митч чуть не подавился. Но взял себя в руки:

— Вы очаровательно шутите, ваша светлость.

И я вдруг понял, что не могу ничего толком пересказать. Что все эти амулеты Продолжения, портреты, рыбы с удивленными глазами, тритоны, кольца смешались у меня в голове в какую-то кашу. Я уже совершенно отчетливо видел, что Митч ведет какую-то безумную игру и что поп, если не участвует, то, по крайней мере, в курсе — но я не знал, как их уличить. И не знал, в чем эта игра состоит.

А Летиция сказала:

— Мы здорово поплавали нынче ночью, — и довольно скабрезно хихикнула.

Отец Клейн поджал губы и укоризненно проговорил, подняв вилку:

— Это очень опрометчиво, сударыня. Ваша мать…

— Пардон, — вклиниваюсь, — а где, кстати, ее мать? Мне ее до сих пор не представили, а это, как будто, неловко. Что ж, будущие тесть с тещей древнего славного рода резвятся в океане, а?

Летиция прыснула. А Митч принужденно улыбнулся и говорит:

— Они, безусловно, прибудут на вашу свадьбу, ваша светлость. И не кажется ли вам, что купаться ночью наедине с девицей…

— О, — говорю, — Митч, вы, я вижу, решили перевоспитать меня в святого Эрлиха? Любопытно, мой милый, а кто это вас уполномочил? Вы не забыли, что я — ваш хозяин?

И Митч с какой-то готовностью поклонился и сказал тоном с тоненькой шпилькой внутри: