Владыка башни

– Что, по-твоему, такое милосердие? – спросил тот. Его лошадиное лицо исказила гримаса горя, но гнева не было. Он приподнял брови в искреннем любопытстве.

– Чего? – переспросила Рива, нахмурившись.

– Милосердие – сладчайшее вино и горчайшая полынь, – ответила Элисс. – Оно вознаграждает милостивых и повергает в стыд виноватых.

– Это из «Катехизиса Знания», – с оттенком горечи пояснил Аркен, подтаскивая труп к огню. – Она же явно из Кумбраэля, отец. Очень сомневаюсь, что ей хочется выслушивать твои лекции.

«Катехизис?!»

– То есть вы – Верующие? – изумлённо спросила Рива. Она-то решила, что они принадлежат к одной из многочисленных дурацких сект, пышным цветом расцветших под сенью эдикта о веротерпимости.

– Мы принадлежим к Истинной Вере, – отрезал Модаль, – а не к извращению, которому следуют эти заблудшие.

«Пустослов» что-то фыркнул, разбрызгивая слюну. Что-то вроде: «Отрицательская ложь!»

– Скажи, если будет больно. – Рива выдернула стрелу из его спины. Он ничего не почувствовал.

Обгоревший брат пережил ночь и умер перед самым рассветом. Какое-то время он визгливо стонал, но, когда Рива хотела его утихомирить, Модаль вновь остановил её. Ничего уже не понимающая, она принялась помогать Аркену подтаскивать трупы к костру.

– Этот был неплох. – Рива приподняла ноги самого высокого, того, который пал последним. – Небось служил в гвардейцах до того, как ушёл в орден.

– Но ты все равно лучше, – сказал Аркен, берясь за плечи трупа. – Здорово, что ты заставила его помучиться.

А она действительно это сделала? Ну да, позабавилась немножко, не без этого. Когда все прочие упали, сражённые её стрелами, высокий уклонился от последнего выстрела и попытался было удрать в лес. Рива с мечом в руке догнала его на краю поляны. Мужчина был быстр, хорошо тренирован и знал множество приёмов. Но она знала больше. И была быстрее. Сражение она затянула специально, чувствуя, как её умение возрастает с каждым выпадом, с каждой раной, которую её меч оставлял на лице или руках противника. Совсем как на занятиях с Аль-Сорной только всё по-настоящему. Она завершила бой ударом в грудь, когда встретилась взглядом с девочкой. Та, связанная, с кляпом во рту, лежала на земле и всхлипывала.

«Отец Мира, прости мне мою слабость».

Пламя взвилось вверх. Модаль призвал свою семью возблагодарить Йельну за жертву, вспомнить доброту её и мудрость, поразмышлять над дурным выбором, который привёл этих несчастных людей к подобному концу. Рива стояла поодаль, обтирая меч от крови, и заметила, как потемнело лицо Аркена. Мальчик смотрел на отца с яростью, если не с ненавистью.

Утром начал накрапывать дождь. Из беспокойного сна Риву вырвал голос «Пустослова». Костер потух, превратившись в кучу тёмно-серого пепла, и теперь дождь размывал его, обнажая человеческие кости и оскаленные черепа.

– О, мои братья! – ныл тот. – Вы пали от руки Тьмы. Пусть Ушедшие очистят ваши души.

– Какая ещё Тьма, – зевая, проворчала Рива. – Нож, лук, меч – и умение ими пользоваться.

– Я… – «Пустослов» начал было что-то отвечать, но захлебнулся в хриплом кашле. – Пить…

– Пей дождь.

От братьев осталось несколько отличных лошадей, запас еды и неплохой урожай монет. Рива выбрала самого высокого коня: норовистого серого жеребца, обученного, по всей видимости, для охоты, а остальных прогнала. По настоянию Модаля оружие братьев они бросили в костёр ещё ночью. Когда отец мягко, но решительно вынул меч из рук сына, тот лишь презрительно хмыкнул.

Их волы и повозка никуда не делись, хотя лежавшие в ней вещи были раскиданы и потоптаны. Рива увидела, как маленькая Руала рыдает над раздавленной куклой.

– Мы направлялись в Южную башню. У нас там родственники. Говорят, под крылом владыки Южного побережья Терпимые живут спокойно, – объяснил Аркен.

– На вас объявят охоту, – заметила Рива.

– Это точно, – кивнул Аркен. – Отец проповедует свою веротерпимость всем, кто готов его слушать, и надеется, что на юге слушателей будет больше. Сдаётся мне, аспект Тендрис не особенно был во всём этом заинтересован.

– Что ты делаешь? – спросила Рива, увидев, что Модаль сдвинул в сторону вещи и расстилает одеяло в задней части повозки.

– Это для раненого брата, – объяснил он. – Мы должны найти ему лекаря.

– Если ты, – тихо проговорила Рива, вплотную подойдя к Модалю, – только попытаешься заставить свою дочь ехать в одной повозке с этим куском дерьма, я отрублю ему башку и выкину в реку.

Она несколько мгновений пристально смотрела ему в глаза, чтобы убедиться, что он всё понял. Модаль обречённо опустил плечи и начал созывать свою семью.

– В нескольких милях на восток есть деревня. Хотите, провожу? – предложила девушка. Модаль, похоже, собирался отказаться, но его жена успела проговорить:

– Это было бы чудесно, милая.

Рива взобралась на серого жеребца и подъехала к дереву, где сидел «Пустослов».

– Ты… убьёшь меня… ведьма? – проговорил тот, преодолевая хрип. На восковом лице его глаза горели двумя угольками. Рива кинула ему на колени полную фляжку, которую обнаружила в седельной сумке.