— Ты до сих пор так ничего и не понял, не правда ли? — спросила она. — Не понял, зачем нужны эти убийства?
Френтис продолжал молча смотреть на догорающий клочок пергамента.
— Ты знаешь, что такое ясновидение? — не отставала она.
Ему хотелось проигнорировать и этот вопрос, но он понял, что вообще-то не прочь узнать, зачем его заставили пролить столько крови. Возможно, если во всем этом обнаружится некий смысл, жуткие призраки оставят его в покое?
— Я слышал о таком, — ответил Френтис. — От брата Каэниса, он много чего знал.
— Понятно. И что же сей эрудит Каэнис рассказывал о ясновидении?
— Что это магия Тьмы, с помощью которой можно увидеть будущее.
— Верно. Но видения будут неточны, к тому же дар этот редок. Столетиями Совет прочесывал всю империю вдоль и поперек, чтобы отыскать тех, кто владеет подобным даром, с единственной целью: узнать, что произойдет, когда мы захватим эти земли. Десятки провидцев, в основном под пытками, выложили нам этот список имен. Каждое имя неоднократно повторялось в их видениях. Вокруг того судьи из Ульпенны сплотилась бы потом целая вооруженная купеческая флотилия, которая совершала бы набеги на наши линии снабжения. Незаметный клерк сделался бы гениальным морским стратегом, одержавшим великую победу. У шлюхи из таверны был талант лучницы, она вошла бы в легенды, застрелив нашего адмирала прямо на мостике его корабля. Думаю, остальное ты и сам сообразишь. В нашем списке, любимый, были имена несостоявшихся героев. Убивая их, мы устраняли преграды на пути Воларской империи к успеху и процветанию.
Незнакомый, какой-то болезненный хрип, вырвавшийся у него из груди, оказался смехом, хотя по правде говоря он больше напоминал кашель. Женщина прищурилась.
— Разве я сказала что-то смешное, любимый?
Ее гнев лишь еще больше рассмешил Френтиса, но ему пришлось немедленно замолчать, когда она стянула путы, наклонившись к нему и сжав кулаки.
— Я не терплю, когда надо мной смеются! Ты видел, как я выпила кровь последнего, кто пытался это делать. Не забывай, на что я способна.
— Ты не посмеешь, — хрипло каркнул он, удивляясь тому, что она позволяет ему говорить. — Ты же втюрилась в меня, сумасшедшая сука.
Она вдруг сделалась очень тихой, лишь кулаки были крепко сжаты, а лицо немного подергивалось.
— Видимо, ты знаешь о жестокости куда больше, чем мне казалось. — Она медленно наклонилась и разжала кулаки. — Ну, так что же тебя позабавило?
На этот раз путы не оставляли выбора, и он вынужден был ответить:
— В империи живут миллионы людей. Не рабов, свободных. Их больше, чем вы способны сосчитать. Янус собрал величайшую армию, которая только была у Королевства, и мы за целые месяцы не смогли взять три жалких города. Ты думаешь, убив этих людей, вы заставите империю лечь под вас? Думаешь, что среди оставшихся миллионов не найдется тех, кто займет место убитых? Надеюсь, ваш поганый народ действительно попытается их поработить, а я проживу достаточно долго, чтобы увидеть ваше поражение.
Она коротко и почти печально хохотнула:
— Ох, любимый, любимый! Как же ты наивен, как скуден твой разум. Ты толкуешь о захвате империи — и ведь правда, эти болваны из Совета ни о чем другом и не мечтают, продавая себя Союзнику как портовые шлюхи. Они, может, и удовлетворятся империей, но мне-то нужно куда больше. И я добуду все, что хочу, а ты мне в этом поможешь.
Зуд, не беспокоивший его почти весь день, начался вновь. Не такой болезненный, как прежде, но настойчивый и пульсирующий.
— Но сперва, — продолжала она, вставая на ноги и отряхивая одежду от золы, — мы займемся последним именем из нашего списка. И теперь, раз уж ты находишь меня такой забавной, я желаю, чтобы ты немного развлекся и поиграл. Речь, видишь ли, идет о ребенке, а дети такие шалунишки.
Поместье располагалось на плато к западу от города. Большое подковообразное строение в два этажа высотой, которое помимо конюшни и хозяйственных построек включало богато украшенный особняк. Вокруг раскинулся парк, засаженный акациями и оливами. Охранники в белых плащах попарно патрулировали территорию. Судя по всему, здесь стоял немаленький гарнизон.
Они забрались наверх по узкой расщелине в южном склоне плато. Подобное восхождение было бы рискованным даже днем, то, что им удалось пройти здесь ночью, казалось чудом. Но Френтис знал, что всей своей точности, с которой его руки и ноги каждый раз находили опору, он обязан этой женщине. Каким-то образом через путы ему передавалось ее умение — вкупе с ее злобой. Зуд тоже не утихал, и Френтис все время беспокоился, что это отвлечет его и он свалится вниз. Однако ее темное искусство не оставляло места ошибке. Так что вершины плато они достигли без происшествий.