Пройдя несколько миль, они очутились на небольшой поляне, где уже ждали старейшины племени сеорда: пятеро женщин и семеро мужчин, все — того же возраста, что и Дракиль. Последний присоединился к ним и сел в центре их ряда. Посреди поляны стояла каменная плита, напомнившая Ваэлину уже виденную когда-то в Мартише, только та вся заросла сорной травой и вьюнками. Гранитная плита, перед которой они стояли теперь, была чиста. Казалось, ни время, ни непогода не оставили на ней ни следа. За деревьями вокруг стояли другие сеорда. Их лица прятались в тени, но в их смутных силуэтах Аль-Сорна приметил луки и палицы. «Воины. Ждут приказа».
Ваэлин с Дареной сели против старейшин, глядевших весьма недружелюбно. Одна из женщин с вороньим пером в волосах что-то произнесла.
— «Мы не разрешали вам входить в лес, — перевела Дарена. — Тем не менее вы — здесь». И она спрашивает себя, почему бы им нас не убить.
— Я пришел просить вашей помощи, — ответил Ваэлин, и Дарена перевела его слова старейшинам. — Великий и опасный враг напал на мой народ. Вскоре они доберутся и до вашего леса, будут жечь и убивать…
Гера Дракиль поднял руку. Ваэлин замолк, и сеорда начали совещаться на своем языке.
— «Ваши люди не сумели отнять у нас лес, — вновь перевела Дарена. — Хотя и пытались. Мы не испугались вас, не испугаемся и новых пришельцев».
— Просто мы в свое время посчитали, что мудрее будет заключить с вами мир. Новый враг не обладает подобной мудростью. Спросите свою сестру, которая видела их сердца.
Старейшины уставились на Дарену. Та согласно кивнула и произнесла длинную фразу на языке сеорда, очевидно, повествующую о том, что поведал ей ее дар о судьбе Варинсхолда и нраве воларцев.
— «Воистину вы столкнулись с жестоким врагом, — перевела она Ваэлину слова одного из старейшин, жилистого мужчины с лисьим хвостом вокруг шеи. — Но это ваша война, нас она не касается. Пусть марелим-силь ведут свои войны как хотят».
Аль-Сорна помолчал, размышляя, как их переубедить.
— Мое имя — Бераль-Шак-Ур. Так назвала меня Нерсус-Силь-Нин. Я говорю вам правду. Я действительно встречался со слепой женщиной и беседовал с ней. Она благословила меня. Может ли кто-нибудь из вас сказать о себе то же самое?
На лицах старейшин отразилась неуверенность, но ни удивления, ни страха они не испытали. И, к сожалению, их сердца не смягчились.
— «Если тебя благословила слепая, то она и сейчас откликнется на твой зов», — перевела Дарена слова Геры Дракиля, который указал куда-то за спину Ваэлина.
Аль-Сорна обернулся, несколько мгновений он смотрел на камень, затем поднялся на ноги.
— Вы не обязаны этого делать. — Дарена встала рядом с ним у камня, глядя на гладкую поверхность с идеально круглым углублением в центре. — Позвольте мне еще поговорить с ними. Уверена, рано или поздно они поймут.
— Кто я такой, чтобы лишать их этого развлечения? — спросил Ваэлин. — Наверняка они давно тут его дожидаются.
— Вы не понимаете. Сеорда приходили сюда с незапамятных времен. Старые или больные, а иногда — безумные. Приходили, чтобы коснуться камня и спросить совета слепой. Большинство в таких случаях уходят ни с чем, но некоторые, очень и очень немногие… Их камень забирает, оставляя пустое тело.
— Но с вами же ничего подобного не случилось? Вы говорили, что тоже видели ее.
— После смерти мужа… — Глаза Дарены, обращенные к камню, затуманились скорбью. — Мое горе было так велико, что мне сделалось безразлично, выживу я или нет. Я пришла сюда в поисках вразумления. Если бы слепая отвергла меня, я бы умерла с легким сердцем. Но она… Она показала мне то, для чего я должна жить. — Дарена протянула руку, так и не дотронувшись до камня. — Камень вернул мою душу в тело, поскольку так захотела слепая.
— Что же, — заключил Ваэлин, подходя ближе, — остается надеяться, что насчет меня у нее такие же планы.
Гранит оказался прохладен — и только. Песнь крови не изменилась, но, когда он вновь поднял глаза, он не увидел ни Дарены, ни сеорда. Вокруг была ночь, а у костра сидела слепая женщина. Она смотрела в сторону, но Ваэлин узнал ее.
— Нерсус-Силь-Нин, — окликнул он, подходя к огню.
Женщина оказалась старше, чем в прошлый раз. Кожу вокруг ее розовато-молочных, словно мраморные шарики, глаз избороздили глубокие морщины, волосы стали совершено седыми.
— А ты возмужал, — произнесла она. — Твоя песнь сделалась громче.
— Вы сказали, что я должен научиться петь как следует.
— Я так сказала? Ох, давненько это было. С тех пор меня посетило великое множество видений. — Она протянула руку к вязанке хвороста, лежащей у ее ног, вытащила несколько веток и бросила в костер. — Ты все еще служишь своей Вере?
— Моя Вера оказалась ложью. Впрочем, полагаю, вы это знали.
— Является ли ложь ложью, если в нее искренне верят? С помощью Веры твой народ стремился разгадать тайны этого мира. Ваша Вера бестолкова, но истина, лежащая в ее основе, все-таки просматривается.
«Тварь, жившая в Баркусе, и ее безжалостный смех».
— Мир Вовне может завладеть душой.