Владычный суд

Лично я его увидел в первый раз в доме председателя казенной палаты Я. И. П., где он мне показался очень странным. Во-первых, когда все мы, хозяева и гости, встретили его в зале (в доме П. на Михайловской улице), он благословил всех нас, подошедших к нему за благословением, и потом, заметив остававшуюся у стола молодую девушку, бывшую в этом доме гувернанткою, он посмотрел на нее и, не трогаясь ни шагу далее, проговорил:

- Ну, а вы что же?

Девица сделала ему почтительный глубокий реверанс и тоже осталась на прежнем месте.

- Что же... подойдите! - позвал митрополит. Но в это время к нему подошел хозяин и тихо шепнул:

- Ваше высокопреосвященство, - она протестантка.

- А?., ну что же такое, что протестантка: ведь не жидовка же (sic) {Так (лат.).}.

- Нет, владыка, - протестантка.

- Ну, а протестантка, так поди сюда, дитя, поди, девица, поди: вот так; господь тебя благослови: во имя отца, и сына, и святого духа.

И он ее благословил, и когда она, видимо сильно растрогавшись, хотела по нашему примеру поцеловать его руку, он погладил ее по голове и сказал:

- Умница!

Девушка так растрогалась от этой, вероятно, совсем неожиданной ею ласки, что заплакала и убежала во внутренние покои.

Впоследствии она не раз ходила к митрополиту, получала от него благословения, образки и книжечки и кончила тем, что перешла в православие и, говорят, вела в мире чрезвычайно высокую подвижническую жизнь и всегда горячо любила и уважала Филарета. Но в этот же самый визит его к П. он показал себя нам и в ином свете; едва он уселся в почетном месте на диване, как к нему подсоседилась свояченица хозяина, пожилая девица, и пустилась его "занимать".

Вероятно желая блеснуть своею светскостию, она заговорила с сладкою улыбкою:

- Как я думаю, вам, ваше высокопреосвященство, скучно здесь после Петербурга?

Митрополит поглядел на нее и, - бог его знает, связал ли он этот вопрос с историей своего отбытия из Петербурга, или так просто, - ответил ей:

- Что это такое?.. что мне Петербург?.. - и, отвернувшись, добавил: Глупая, - право, глупая.

Тут я заметил всегда после мною слышанную разницу в его интонации: он то говорил немножко надтреснутым, слабым старческим голосом, как бы с неудовольствием, и потом мягко пускал добрым стариковским баском.

"Что мне Петербург?" - это было в первой манере, а "глупая" - баском.

Первое это впечатление, которое он на меня произвел, было странное: он мне показался и очень добрым и грубоватым.

Впоследствии первое все усиливалось, а второе ослабевало.

Потом я помню - раз рабочий-штукатур упал с колокольни на плитяной помост и расшибся.

Митрополит остановился над ним, посмотрел ему в лицо, вздохнул и проговорил ласково:

- Эх ты, глупый какой! - благословил его и прошел.

Был в Киеве священник о. Ботвиновский - человек не без обыкновенных слабостей, но с совершенно необыкновенною добротою. Он, например, сделал раз такое дело: у казначея Т. недостало что-то около тридцати тысяч рублей, и ему грозила тюрьма и погибель. Многие богатые люди о нем сожалели, но никто ничего не делал для его спасения. Тогда Ботвиновский, _никогда до того времени не знавший Т._, продал все, что имел ценного, заложил дом, бегал без устали, собирая где что мог, и... выручил несчастную семью.

Владыка, узнав об этом, промолвил:

- Ишь какой хороший!

О. Ботвиновскому за это добро вскоре заплатили самою черною неблагодарностью и многими доносами, которые дошли до митрополита. Тот призвал его и спросил: правда ли, что о нем говорят?

- По неосторожности, виноват, владыка, - отвечал Ботвиновский.

- А!.. зачем ты трубку из длинного чубука куришь, а?

- Виноват, владыка.

- Что виноват... тоже по неосторожности! А! Как смеешь! Разве можно попу из длинного чубука!.. - он на него покричал и будто сурово прогнал, сказав:

- Не смей курить из длинного чубука! Сейчас сломай свой длинный чубук!

О коротком - ничего сказано не было; а во всех других частях донос оставлен без последствий.

Тоже помню, раз летом в Киев наехало из Орловской губернии одно знакомое мне дворянское семейство, состоявшее из матери, очень доброй пожилой женщины, и шести взрослых дочерей, которые все были недурны собою, изрядно по-тогдашнему воспитаны и имели состояньице, но ни одна из них не выходила замуж. Матери их это обстоятельство было неприятно и представлялось верхом возмутительнейшей несправедливости со стороны всей мужской половины человеческого рода. Она сделала по этому случаю такой обобщающий вывод, что "все мужчины подлецы - обедать обедают, а жениться не женятся".

Высказавшись мне об этом со всею откровенностью, она добавила, что приехала в Киев специально с тою целию, чтобы помолиться "насчет судьбы" дочерей и вопросить о ней жившего тогда в Китаевой пустыне старца, который бог весть почему слыл за прозорливца и пророка. {Это никак не должно быть относимо к превосходному старцу Парфению, который жил в Голосееве. (Прим. автора.)}