Солнце почти скрылось за верхушками гор, камни быстро остывали, тени становились гуще и темнее. Легкая туника уже не спасала пленника от наступавшего холода, но самым скверным было то, что девочка сбилась с пути. Она часто теперь сворачивала с тропы, взбиралась вверх по склонам, оглядывала все с высоты. Только когда солнце скрылось за гребнем гор и темнота стала непроглядно глухой, огонек костра указал им нужное направление. Поплутав в полной темноте еще немного, они, наконец, вышли на нужную тропу, которая и привела их к крошечному лагерю.
Один небольшой шатер, пара костров и чуть больше двух десятков воинов расположились вокруг них. Лиину ждали, но встретили неприветливо. Не замечая (а может быть, и не желая замечать) молчаливого неодобрения воинов, Лиина прошла мимо них в шатер.
Валерий хотел последовать за ней, но тяжелая полоса толстой шерстяной ткани запахнулась прямо перед его лицом. Юноша оглянулся, прикидывая: найдется ли для него местечко у костра. Отодвинув ткань, из шатра вышла девочка, бросила ему под ноги свернутую одежду, разрезала ремни на руках и, не сказав ни слова, опять скрылась в шатре.
Валерий растер онемевшие запястья, наклонился, перебирая брошенные вещи: штаны, рубаха с длинными рукавами, плащ – все из грубой шерсти, кожаный пояс с флягой, хлеб, проложенный ломтем простого козьего сыра. Не раздумывая, он натянул поверх римской туники одежду варваров, откусил хлеба, а когда покончил с едой, отхлебнул из фляги.
Теперь можно было не заботиться о том, пустят его к костру или нет. Он был сыт, а грубая, неизящная одежда надежно защищала от ночного холода. Выбрав сбоку от шатра местечко поровнее, Валерий лег, завернулся в плащ и сразу уснул.
Утром, еще до рассвета, его разбудил шум сборов.
В путь тронулись, как только глаза стали различать камни под ногами. Мать Лиины несли в носилках, в другие носилки сложили свернутый шатер. Женщина звала девочку к себе, но та отказалась, предпочитая идти пешком.
Воины шли быстро, торопясь по прохладе дойти до назначенного места, и на отдых остановились только тогда, когда солнце перевалило за полдень, расположившись в роще у озерка.
Варвары поставили носилки в тени большого дерева, почти у самой воды. Лиина тут же забралась к матери и о чем-то шепталась с ней;
Во время пути она вертелась, как веретено, то пристраиваясь к воинам-разведчикам, то отставая и почти теряя маленький отряд из виду, то взбираясь на склон и что-то разглядывая сверху. Казалось, идти спокойно – для нее непосильная работа. Три или четыре раза за время перехода Лиина подходила к носилкам матери, передавала ей несколько веточек или травинок и рассказывала что-то.
Валерий с удивлением обнаружил, что не понимает ни слова из их разговора, а также что и воины, с которыми он нес носилки, понимают не больше него.
Лиина все бегала и кружила. Мать сказала ей что-то неодобрительное. Но и мать, похоже, не могла уговорить дочь идти спокойно. Хотя бы какое-то более или менее продолжительное время.
Сам Валерий вначале пытался запомнить пройденный путь, но вскоре так запутался в однообразии спусков и подъемов, что ему начало казаться, будто их небольшой отряд никуда не идет, а крутится на одном месте.
Дорога и носилки утомили юношу, и на привале, освободившись от ноши и получив свою долю хлеба с сыром, он забрался в густую тень, лег и заснул.
Лиина помогала матери. Вдвоем они наносили на выбеленную бычью шкуру пройденный путь, стараясь не упустить ни единой мелочи. Важно было все: какой крутизны был склон, зарос ли он травой или кустарником, есть ли осыпи и как они ведут себя под ногами.
Дочерью госпожа была довольна. Глаза у той отличались остротой, память – цепкостью, а мелкие проступки (римлянин в лагере стал самой крупной глупостью девочки) с лихвой искупались ее помощью. В планы свои она дочь не посвящала, но даже то, о чем уже знала девочка, намного превосходило осведомленность Урла, Зефара и Авеса вместе взятых.
К тому же Лиина не нуждалась в объяснениях. Мать сказала ей, что карта необходима. А о большем, с точки зрения девочки, не стоило и размышлять. Сам процесс превращения простой кожи в инструмент познания окружающего, более того, в залог будущей победы, увлекал девочку настолько, что заставлял ее не замечать ни палящего зноя, ни усталости.
Наконец на кожу было нанесено все. Сворачивая ее, женщина посоветовала дочери:
– Через два часа жара начнет спадать, и мы продолжим путь. Отдохни немного. Я тоже подремлю.
Лиина не стала спорить. Носилки были широки и мать с дочерью неплохо устроились под их пологом, но не прошло и часа, как кипучая натура девочки начала тяготиться благоразумным отдыхом. Осторожно, чтобы не потревожить мать, Лиина выбралась из носилок и отправилась побродить по лагерю в поисках развлечений.