— Черт возьми! — только и воскликнул он в своей лаконичной манере. — Ах, черт возьми!
Действительно, было совершенно непонятно, как он до сих пор умудрился не заметить такой очаровательной женщины! И этот вечер Портос провел в полном одиночестве, грустно слоняясь по гостиничному номеру и безнадежно обнюхивая ножки стульев из чешского гарнитура.
И весь следующий вечер Портос был один. И все последующие вечера тоже…
А в понедельник Портос вдруг категорически отказался сниматься. Сначала он вообще не захотел выходить на съемочную площадку. А затем, подойдя к кинокамере, он поднял заднюю ногу и совершил такой хулиганский поступок, какого не позволяла себе по отношению к киноаппаратуре ни одна собака!
Кроткого и послушного Портоса нельзя было узнать. Когда Заозерный пытался погладить его по голове, Портос так рявкнул, что режиссер, отскочив, чуть не повалил юпитер.
На Ольгу Михайловну Портос не смотрел и на слова ее не обращал внимания.
Никто не мог понять, что случилось с собакой…
Расстроенный режиссер отправился перекусить в ближайшую шашлычную. Однако, едва он исчез, Портос вдруг вышел на съемочную площадку и стал перед камерой, всем своим видом показывая, что он готов к съемкам.
Обрадованные ассистенты помчались за режиссером. Но как только Заозерный, торопливо дожевывая шашлык, появился на площадке. Портос зарычал и демонстративно улегся, не подчиняясь никаким командам.
Лежачая забастовка продолжалась до тех пор, пока вконец издерганный режиссер не пошел к морю освежиться. И снова Портос поднялся, потянулся и. добродушно помахивая хвостом, приготовился к съемкам.
И опять помчались за режиссером. Опять прибежал Заозерный. И снова Портос, зарычав, бросился на постановщика.
И тут уж всем стало ясно, что пес абсолютно здоров и просто не желает сниматься у Артамона Заозерного. Зарвавшийся, слишком возомнивший о себе пес буквально предъявлял ультиматум: или я, или режиссер. Это даже было смешно! Наивный Портос не знал, что в кино первый человек — режиссер, и продолжал упорствовать.
Прошло еще три дня. Портос стоял на своем.
— Будем менять собаку! — решительно сказал Заозерный.
— Как это менять? — строго спросил директор. — С Портосом уже отснято три четверти фильма!
— Неважно! Собака не актер. Найдите второго такого же Портоса.
— Что значит «найдите»? Вы же сами требовали подобрать вам необычную собаку. Я вам подобрал. И вы прекрасно знали, что второго Портоса не существует в природе! Так что постарайтесь наладить с ним отношения! В конце концов, режиссер должен уметь работать с творческими кадрами!
Прошло еще пять дней. Пядь съемочных дней! Заозерный пытался честно работать с кадрами. Он говорил Портосу такие неуклюжие комплименты, что даже осветители краснели. Он пытался найти с ним общий язык с помощью краковской полукопченой колбасы. Он старался восстановить с Портосом творческие контакты, выклянчивая для этого в ресторане сахарные кости. Но Портос бросался на режиссера с такой яростью, что Заозерный стал бояться съемочной площадки.
А время шло. А график катастрофически срывался. А выхода не было. И Портос победил! Артамона Заозерного от картины отстранили и доснимать фильм «На большой дороге» поручили другому — молодому и талантливому. Так собака, можно сказать, съела режиссера. Представляете? Ну, если бы хоть лев съел — все-таки царь зверей… А то ведь друг человека — собака. Как обидно должно быть режиссеру!
А ведь, с другой стороны, в первом варианте сценария никакой собаки не было. И во втором не было. И в седьмом. Так что собаку, которая его съела, режиссер выдумал сам. И никто, кроме него, не виноват!
А Портоса, к сожалению, в кино больше не снимают. Хоть он и талантливый, и умный, но уж очень неуступчивый!
ОДНАЖДЫ УТРОМ
Когда юрисконсульт Антон Филимонович Пестриков неожиданно обнаружил, что умеет летать, он просто растерялся. Как человек современный, он твердо знал, что этого не может быть.
Первый раз он поднялся в воздух ранним летним утром, когда, как обычно, делал зарядку и, расставив ноги на ширину плеч, под вежливо-бодрые команды радио мерно поднимал и опускал руки…
Он поднимал и опускал руки, разглядывая в зеркальной дверце шкафа свою не слишком спортивную фигуру… И вдруг зеркало медленно поплыло куда-то вниз, и Пестриков стукнулся головой о потолок. Оттолкнувшись головой от потолка, он плавно опустился на пол, отчаянно замахав руками, снова взмыл вверх и увидел, что в зеркале отражаются только его худые волосатые ноги.
— Я летаю! — изумленно пискнул Антон Филимонович. Легко перейдя из вертикального положения в горизонтальное, он торжественно и тихо поплыл над неприбран-ной тахтой, над телевизором, над письменным столом и полированной гладью шкафа…
Вначале потрясенный юрисконсульт летал только по своей комнате, паря под потолком и описывая неправильные эллипсы вокруг польской люстры. Комната холостяка выглядела сверху необычно и странно.