Владимир ЗАЯЦ - Гипсовая судорога

— Прежде всего, не сочтите это за дерзость, я позволю себе представиться, — он выпятил глаза со склеротическими завитушками и назвал себя, сделав лёгкий полупоклон. — Могу ли я узнать ваше имя-отчество, а также положение на служебной лестнице?

Дмитрий назвался. При этом из рефлекторного обезьяньего подражания тоже отвесил поклон. Он почувствовал себя как нельзя более глупо. Ситуация начинала тяготить и раздражать его.

— Да-с, сударь вы мой, Дмитрий Маркович. Сегодня, милостью божьей, исполняется ровно шестьдесят шесть лет с того времени, как я обратился к доктору Раухфуссу. Тогда мне было пятьдесят лет. Расцвет, так сказать. Весны моей сирень, как говорится. Но!!! Господин Раухфусс после десятого визита намекнул, что страдание моё трудноизлечимо. Это было в двадцать втором году. Да, да… Я не ошибаюсь. Угар нэпа, так сказать. Рысаки в яблоках. Коньяк шустовский. И женщины… О, женщины! Ах, Иммортель — могильный цветок! Но я отвлекаюсь, простите и ещё раз простите. «Чувства без названья сжимают сердце мне пленительной тоской». Доктор Раухфусс назвал это весьма прозаически: невроз сердца. Рецепт выписал. А вверху, как водится, вывел для надёжности «cum Deo»^[1]. Я в аптеку. А нет! Возвернули меня назад в медучреждение. Там же сказали: «Придёте ровно через неделю. Сейчас нам некогда. Не до больных нам сейчас. Наклёвывается мировая революция. Вот-вот свершится! Мы сейчас митинги проводить будем!». Я — человек чести. Для меня нет ничего дороже. Смерть — пустяки, по сравнению с потерей чести. Я пообещал прийти через неделю, и я пришёл ровно через неделю. Сдержал своё слово. Никто не знает, чего мне это стоило. И вот я прихожу с этим рецептом каждую неделю уже шестьдесят шесть лет. Вот и сегодня мне надлежало прийти ровно в одиннадцать часов, — он вынул из нагрудного кармана жилета серебряную луковицу, жёлтым слоящимся ногтем отщёлкнул крышку и поднёс часы к самым глазам. — Как видите, я точен.

— Позвольте полюбопытствовать.

Дмитрий чуть ли не силой вытащил пожелтевший рецепт из скрюченных пальцев старика.

— Тин-кту-ра, — с трудом прочёл он расплывшиеся рыжеватые буквы. И тут его осенило. Он даже рассмеялся. — Бог ты мой! И вы столько лет ходите из-за такого пустяка?! Сейчас есть намного более эффективное средство. Я сейчас вам его выпишу. Правда оно относится к остродефицитной группе, что в быту называется просто дефицитом. Круглую печать поставите в регистратуре.

Дмитрий ощущал великое довольство собой. Подумать только, шестьдесят шесть лет старика мучили. А он — раз, два и готово! Ай да я!

Он улыбался довольной мальчишеской улыбкой, как ни пытался придать лицу бесстрастное выражение всезнающего специалиста.

Пациент натужно улыбнулся в ответ, растянув блестящие сиреневые губы. Но не только радость была в глазах его. Может и вовсе не было там радости, а светился непонятный испуг. В общем, ни черта нельзя было разобрать на этом древнем лике, состоящем не из морщин даже, а из рытвин и складок.

— Спасибо, сударь вы мой. Коль славен лекарь… — он в растерянности теребил цепочку, косо пересекающую грудь. — Значит, Время Великих Проволочек закончилось? Я волен от обязательств приходить сюда еженедельно?

— Не надо на следующей неделе приходить, — великодушно разрешил Дмитрий Маркович. — Вот закончите курс лечения, тогда и придёте на контрольный осмотр.

— Нет, нет! — страстно воскликнул пациент и вытянул руку ладонью вперёд. — Не продолжайте! Я, наконец, получил желаемое. Но как-то горестно мне. Нет радости. Хотя есть облегчение. Я избавляюсь от неимоверных усилий остаться в живых, дабы слово своё не нарушить. Чего долго ожидаешь, то даёт мало радости. Это всеобщий закон. И то, о чём мечтаешь, оказывается порой худшим, чем то, что имеешь. Однако, позвольте откланяться.

Старик умолк. Остановилось непрерывное движение складок его лица. Оно будто окаменело.

Диковинный посетитель попятился и исчез за дверью. Словно ушёл в мир, из которого случайно выпал — мир замшелых изваяний, пропитанных пылью рукописей и старых мерцающих кинолент с кукольно суетящимися человечками.

Исчез старик. Дмитрий вздохнул, снова вспомнив собрание, и почувствовал себя ещё хуже, чем накануне. Словно ненароком вместе с хорошими семечками прожевал цвёлое. Теперь его обязательно вздрючат за самовольную выписку дефицитного лекарства.

Что же это такое? Плохой поступок совершишь — плохо, потому что совесть мучает. Хороший — тоже плохо, потому что даром это никогда не проходит. Обязательно этот твой поступок у кого-то поперёк горла станет! Вот и сейчас: не исключено, что остродефицитного препарата не окажется или он окажется в очень ограниченном количестве. И пойдёт писать губерния… Рецептарь доложит заместителю заведующего аптекой. Тот — заведующему. Заведующий — главному врачу. Главный врач произведёт по отношению к чересчур гуманному коллеге ряд немедицинских манипуляций, которыми всякий руководитель владеет в совершенстве: сделает клизму, а также вливание, а то и, чего доброго, перекроет кислород.