Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

В первых днях ноября прошлого года мое предприятие – Польские океанические линии – направило меня вместо с остальными членами экипажа на работу на очередное в моей жизни судно «Йозеф Конрад» стоящее с мая 1972 года в вьетнамском порту Хайфоне. Как вы наверное знаете в этом порте стоит много судов, в том числе и советские в связи с этом что американцы сбросили тут мины и брокировали порта демократического Вьетнама. Эти суда, в том и три польские стоят в Хайфоне к настоящему времени. Мы нормально работали на нашем судне, меня даже избрали секретарем партийной организации на нашем корабле. Очень подружились с советскими моряками – хорошие парни – особенно с трех советских кораблей стоящих ближе нас – «Дивногорск», «Мичурин», и «Бабушкин». За время одной из частных наших встреч, это было в первых днях декабря, я был вместе с товарищами на «Дивногорске» и там первый раз в жизни из магнитофонной пленки услышал ваши песни. Это был ваш концерт для моряков, он начинался с вашего выступления, думаю в Министерстве морского флота СССР и с песни «Корабли постоят и уложатся на путь…» а кончался – если хорошо помню песней «Честь шахматной короны» о матче Спасского с Фишером, всего 20 разных песен. Вы очень популярны среди советских моряков. Слушал их вместе с моими товарищами и они все, особенно морские ваши песни, нам всем очень понравились, понравились к этой степени, что я попросил русских товарищей переписать весь ваш концерт на нашу магнитофонную ленту. И так мы имели на нашем судне – «Йозеф Конрад» – ленту с вашими песнями и очень часто после работы, вечерами, слушали их. Некоторые из нас знали несколько с ваших песен наизусть. Я переводил вслух слова ваших песен на польский язык для этих членов нашего экипажа, которые совсем не знали русского языка. Вы поете очень хорошие песни, их тексты я бы даже сказал делают очень положительную политическую работу среди моряков, они воспитывают настоящую моряцкую солидарность, человеческую честность, мужество, дружбу, они настоящие наши моряцкие, социалистические, человечии.

Как вы, наверное, знаете из советских газет, в ночь с 19 на 20 декабря в порте Хайфон пиратские бомбы американской авиации попали в наше судно. Погибло от американских бомб четырех наших моряков, как думаем самых лучших из нашего экипажа, много, среди них и я, было раненых и контузированных. Это был самый трагический день в жизни каждого из нас, тем более трагический что видели как горели и гибли наши товарищи. Само судно сгорело и затонуло. Первую помощь мы получили от моряков и врача судна «Дивногорск», от советских моряков, которые взяли нас на свой борт, дали свою одежду, перевязали раны. Много помогали нам тоже и вьетнамские товарищи. И все это делали для нас русские и вьетнамские друзья во время самой тяжелой бомбардировки, когда и они сами были в большой опасности, летели бомбы и осколки вокруг нас. Мы были еще в Хайфоне к 29 декабря, когда уехали в Ханой. Все время шли очень тяжелые бомбардирования и эвакуация нас, 21 польских моряков, была очень тяжелая. Автомашинами ехали в Ханой и американцы много раз бомбардировали дороги, близко наших машин. Там, на вьетнамских разрушеных дорогах мы еще раз вспомнили ваши песни. Помню, как один из наших мотористов сказал мне: «Януш, ты помнишь эту песню Высоцкого, которую ты имел на ленте, эту первую… Он там поет как бы о нашем судне… припомни слова…» Да, есть такие слова в этой песни, и я припомнил их всем сидящим в автобусе: «Но мне хочется думать, что это не так, что сжигать корабли скоро выйдет из моды, я конечно вернусь…» И это самая настоящая правда, что «возвращаются все, кроме лучших друзей, кроме тех, кто нужней…» – потому что и для нас и для семей и друзей погибших они, эти из нас которые погибли именно и такими наверно были.

Мы знали из собственного уже опыта, что самые тяжелые бомбардирования идут ночью и выехали из Хайфона ранним утром. Но много раз во время бомбежки должны были покидать наше автомашины и убегать в рисовые поля. А время шло. И это время припомнилось нам другая ваша песня «Четыре года рыскал в море наш корсар…», есть там такие слова: «Еще не вечер». И если кто-то начинал нервничать что время уходить, что быть может перед вечером мы не доедем к аэродрому эти слова стали успокоительным лозунгом в нашей автомашине, один говорил другому: «еще не вечер» и говорил это на русском языке словами вашей оптимистической песни, а не на польском, хотя польские слова очень близкие: «еще не вечур».

Вместе с нашим сгоревшим судном, вместе со всеми нашими вещами и одеждой (ибо никто из нас не спасал во время бомбардировки и пожара вещей, а только спасали раненых товарищей) в моей каюте сгорел магнитофон и на нем и лента с записом вашего концерта для моряков.