Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти

Сначала знакомство с книгой проходило в Москве – несколько вечеров в московском Театре эстрады, а затем были организованы гастроли по городам Союза. Первыми на пути группы, в которую входили автор книги – М. Влади, журналист С. Ломакин, кинорежиссер П. Солдатенков, оказались жители Симферополя. Влади привезла книгу, Солдатенков свой фильм о Высоцком – «Я не люблю».

– Вы первые официальные зрители этой картины, – сообщил режиссер симферопольцам. – До сих пор она демонстрировалась лишь на частных показах. Начинался фильм в 1977 году. Студенты ВГИКа снимали его на чудом раздобытой, оставшейся от курсовых работ пленке. Проявляли тайком – в те годы никто всерьез слышать не хотел, что можно сделать фильм о Владимире Семеновиче. Закончен он в декабре 1988 года на Свердловской киностудии.

После Симферополя – Ленинград, Пермь, Алма-Ата. Типографии этих городов предлагали свои услуги по допечатыванию книги.

На всех встречах задавались примерно одни и те же вопросы: Высоцкий умер семь лет назад, почему ваша книга вышла только сейчас? не вторгаетесь ли вы в ту область, о которой Высоцкий говорил: «Я не люблю, когда мне лезут в душу…»? как решились заняться столь трудным и мучительным для вас делом? почему в вашей книге Высоцкий предстает совсем другим, чем в других изданиях?..

Ответы М. Влади на вопросы тоже были стандартными и, в общем, сводились к следующему: «Сейчас говорят о том, какой он спокойный, хороший, пай-мальчик, прекрасный сын, патриот, советский гражданин, человек, который не делал ничего выше нормы, который никогда не кричал, никогда не пил, был абсолютно безгрешным героем… В общем, жил какую-то придуманную жизнь. Многое было сказано такого, что совершенно не походило на него. Я решила, что все-таки нужно сказать правду! Вот я и хотела в книге напомнить, что не такой уж он был добрый, хороший, спокойный мальчик.

(И «напомнила»: «Пять-шесть бутылок в день отнимают у тебя жизнь», «На твоем деформированном от запоя лице остались знакомыми только твои глаза», «После двухдневной пьянки твое тело становилось, как пустой бурдюк; твой голос превращался в жуткое рычание; твоя одежда превращалась в жалкое тряпье», «Твоя импотенция, я верила, что она кратковременная, вероятно, была обычным явлением привыкания супружеской пары, прожившей вместе свыше десяти лет. Однако я не знала, что она в большей степени была связана с потреблением наркотиков».)

Я рассказала о нем то, что знаю. И должна признаться: знаю я далеко не все. А всего не знает никто. Мы сами ведь себе очень часто врем…

Я считаю, что Володя так всю жизнь орал, чтобы правду говорить, и для меня стало невыносимым то вранье, когда из него стали делать какого-то другого. Те люди хотели из него сделать икону, статую, что-то неживое. Я не собираюсь, однако, сводить с кем-то счеты. В моей книге содержится много такой информации, которой нет и не может быть в других. Я решила сказать правду, какой бы трудной она ни была. И написала ее, и изложила все так, как хотела. Но есть и приятные вещи. Я думаю, что написала любовь нашу, наши путешествия, я написала, как мы прекрасно жили вместе, как мы любили друг друга.

Но я, конечно, также написала, как мы боролись против алкоголизма. Это все знают. И я не понимаю, почему про это не говорят. Нужно сказать, что он жил еще двенадцать лет после того, как умирал у меня на руках. Так что важно, чтобы люди знали, что он работал много, он сжигал свою жизнь работой.

Моя книга не исторический труд, не дневник – это творческая работа, то есть это литературная работа. Я не претендую ни на абсолютную точность, ни на абсолютную правду. Мне уже писали, что я какие-то даты перепутала, даже места – географию – перепутала! Но я считаю, что это неважно. Самое главное, что это живой Володя. Это наша жизнь, наша любовь и все, что было красивого тоже в нашей жизни. Люди, которые не любят меня, говорят, что я занимаюсь мытьем грязного белья. Это неправда. Это – книга про жизнь. А жизнь – это и трагические моменты. Но это – и двенадцать лет борьбы… Вместе – чтобы продлить жизнь!

Ну а самое главное, надо было сказать, кто всю жизнь отказывал ему в возможности быть тем, кем он был на самом деле, то есть гениальным поэтом. Это важно, потому что в те годы он ничего не мог делать в Советском Союзе. Он никогда не был издан, не видел себя на телевидении. Он много снимался для передач на телевидении, но никогда он это не видел. Он никогда не слышал свой голос на радио. Этот человек – любимец народа до такой степени, что не мог на улице ходить, и когда мы гуляли иногда, он с гордостью показывал мне, что из каждого окна его голос выходит… А на самом деле он был никем…»