Владимир ВЫСОЦКИЙ

Дело, конечно, не в масштабах известности, не в размахе спроса, взятых самими по себе. Лучшие песни Высоцкого явились чем-то вроде каркаса таинственной постройки, название которой судьба. Из конкретной жизни с датами, фактами, обстоятельствами выросла другая большая жизнь художника, связанная, разумеется, с первой, но в нее не укладывающаяся, не только продлившаяся за черную черту конца, но и до обрыва — независимая от нее. Биография поднялась в судьбу.

...КамАЗ. Лето. Московский Театр на Таганке гастролирует в городе Набережные Челны. Окна домов очень прямой, очень широкой и очень длинной главной улицы распахнуты настежь. Когда на улицу выходят «та-ганковцы», она вмиг вскипает бешено-хриплыми магнитопле-ночными песнями Высоцкого. От смущения чуть вобрав голову в плечи, растерянно улыбаясь, он идет сквозь бгйный звуковой лес своего голоса. Независимо от того, что чувствует герой такого необычного чествования, сцена так по-театральному наглядна, что даже и монументальна в своей выразительности. Не удивительно, что участнице камазских гастролей Алле Демидовой вспомнились слова Ю. Любимова: «...Володя шел по этой улице, как Спартак, как гладиатор, выигравший победу...» И Мто по сравнению с этим недопода-ренные цветы и недонаписанные рецензии?! Где, когда, какой художник предпочел бы другое признание?

Итак, известен песнями.

Следует ли из этого безоговорочно и окончательно, что успех театральных выступлении и появлений на экране был всего только отблеском благодарности за песни? Необычная для 60-х годов посещаемость «Вертикали» и «Опасных гастролей»— фильмов со всей очевидностью далеких от совершенства — массовый интерес к «Хозяину тайги» могут быть объяснены тем, что в этих картинах Высоцкий с экрана пел свои песни. А в «Сказе про то, как царь Петр арапа женил» не пел, в «Маленьких трагедиях» не пел, но эти фильмы смотрели и смотрят очень охотно.

На почти двадцатилетнем своем кинематографическом веку Высоцкий снялся в разных картинах — больше, к сожалению, в средних и малоудачных, чем в значительных и крупных. В некоторых случаях он переигрывал фильм: накалом чувства, решительностью мысли, опытом вырастал из него.

Это захватывает: наблюдать, как, ломая фабулу, раздвигая литературный портрет персонажа, прорывая безликую стилистику, из слов и сюжета, сквозь них, над ними вырастает самобытная личность актера, укорененная во времени, — в тревогах и заботах нашей эпохи, ее исканиях, ее надеждах. Множественность этих связей, часто не предусмотренная сценарием, не угаданная режиссурой, сообщает экранным образам Высоцкого объемность, делает их зачастую более выразительными и полнокровными, чем картина действительности, которая предстает в фильме. Не в этом ли неуемном художественном «превышении» и кроется одна из тайн притягательности сделанного Высоцким в кино, в театре и в песне?! Не в нем ли источник жадности и нетерпения творчества, гнавших его от исполнительства к поэзии и композиции, с эстрады в съемочный павильон, из съемочного павильона в радиостудию, из радиостудии в Дом грамзаписи?

Можно понять затруднения и озадаченность тех, кто ищет ответа на вопрос, какая из творческих «специальностей» Высоцкого определяющая. Но так ли уж необходимо в этом плане поставить все точки над и Здесь ли ядро искусства Владимира Высоцкого? Не правильнее ли полагать, что оно в неделимом переплетении способностей и тяготений, и в этом единстве нет раздела на занятия первостепенные и подсобные. Театр на Таганке, в котором он работал почти всю свою актерскую жизнь, характером своих спектаклей поощрял к сочинению песен; поэзия, которой он отдавал столько души, вырастала из образного и мелодического строя народной песни; прежде чем сыграть в пьесе Чехова, любимейшего своего драматурга, он выступал в экранизации чеховской прозы. И так далее. Непрерывная, круговая связь замыслов и работ.

Кинороли Высоцкого — часть его трудов, его исканий. Его жизни и его судьбы.

Похоже, Высоцкий гордился типичностью своей биографии. По строгому счету, в его детстве и юности не случилось ничего такого, чем они отличались бы от детских и отроческих лет тысяч его ровесников.

Он родился 25 января 1938 года. Три с половиной младенческих года, как и четыре военные, как и десять школьных, плюс пять студенческих, прошли в Москве. В Москве состоялась и прошла вся его трудовая жизнь: он работал в столичных театрах, половина его киноролей снята на «Мосфильме», в Студии грамзаписи «Мелодия» напеты его пластинки, на Всесоюзном радио, на Пятницкой улице, сыграно шесть радиоспектаклей. В своей квартире на Малой Грузинской он писал стихи и песни, готовился поставить одну из поздних пьес Теннесси Уильямса — «Игра для двоих». Здесь весной и летом олимпийского года он трудился над режиссерским сценарием фильма «Зеленый фургон» (по книжке А. Козачинского), съемки которого предстояло начать в Одессе поздней осенью.