Владимир Святой [3-е издание]

Ключница — это та, кто ведает княжеским добром, всем обширным хозяйством великой княгини. Многое на княжеском дворе и за его стенами зависело от одного ее слова, многие спешили угодить ей, искали с ней дружбы. Она же была тверда и рассудительна, исполнительна и по мере надобности жестока — иначе бы не пришлась по нраву властной и не терпящей прекословия Ольге. Но была она к тому же молода и красива — и лицом, и станом, горда и неприступна, и, надо думать, не одно мужское сердце начинало сильнее биться при ее появлении. Не стал исключением и Святослав. Равнодушный к роскоши и великолепию, казалось бы не знавший обычных житейских радостей, он не был частым гостем в княжеских покоях своей матери. Но чем-то заворожила его Малуша — молодостью ли, красотой ли, или удивительной своей судьбою. А может, и не было ничего между ними — может, по мимолетной прихоти, наспех, овладел князь нечаянно подвернувшейся ему служанкой. И так, наверное, тоже бывало нередко. Мы мало что знаем о тех давно ушедших днях, с трудом различая в тумане забвения и тишины лишь контуры событий и дат. Где уж нам угадывать чувства, которые влекли друг к другу наших далеких предков… Но так или иначе, а — свершилось. Нежданно-негаданно, вопреки обычаю, не по праву, но по нраву стала Малуша женой князя Святослава.

Имена древнерусских женщин, жен киевских правителей, редко появляются на страницах летописи. Случай с Владимиром — особый. Его биография вообще окутана множеством легенд — необычны были сами обстоятельства, при которых он появился на свет. Одна из таких легенд как раз и связана с происхождением его матери.

Малуша не была женой князя Святослава в полном смысле этого слова. Жены-полонянки — явление обыденное. Но Малуша была «робой» не самого князя, а его матери. Позднее предание рассказывает о жестоком гневе Ольги на свою чересчур пригожую ключницу. Ольга выслала ту из Киева в некое село Будутину весь. Здесь и родился Святославов сын^{4}.

Это предание сохранилось в знаменитой Никоновской летописи — крупнейшем летописном своде средневековой России, созданном в XVI веке. Для ее автора — книжника московской поры — образ «рабыни», простой девушки из народа, соединился с представлением о связи с нею князя Святослава, как о чем-то запретном и предосудительном. Многие и сейчас склонны считать Владимира незаконнорожденным сыном Святослава, «бастардом» (или, по-русски, байстрюком), изгоем, не имевшим прав на великокняжеский стол. Это не так. Древняя, языческая Русь совсем по-другому, нежели мы, смотрела на таинство брака. Владимир не мог считаться «незаконнорожденным» уже потому, что он был сыном князя, его продолжением и воплощением. Следовательно, он и сам был князем — с самого момента рождения. Как «семя княжеское» Владимир вобрал в себя все содержание и весь смысл княжеской власти. Он обладал княжеским именем — точнее, именем-титулом, дававшим его носителю право владеть людьми и землею.

Об имени героя нашего повествования следует сказать особо. Обычно имя Владимир кажется простым и понятным: его расшифровывают как «владеющий миром». Но в древнейших русских памятниках письменности — летописях, житиях, сказаниях — имя князя писалось через «е», а не «и»: «Володимеръ». Ученые объясняют это «меръ» как осколок древнего индоевропейского корня, означавшего величие, могущество, славу. (Слово существовало во многих ныне умерших языках. В готском «-mere» — «великий», то же значение имело ирландское «тог», «mdr», кимрское «mawr»; в древневерхненемецком «man» — «знаменитый».) Так что в буквальном переводе «Владимир» («Володимеръ») — «великий в своей власти»^{5}. Называя так своего сына, Святослав, конечно, видел его преемником славных деяний своих предков. Имя несло и сакральный, магический смысл: оно определяло судьбу человека, прямо влияло на него — названный им не мог не властвовать славой. Наконец, имя служило титулом — оно сразу, ясно и понятно для каждого, ставило его обладателя на недосягаемую для простых смертных высоту.

А вот о гневе Ольги и о ссылке Малуши память действительно могла сохраниться. Привыкшая властвовать всею землею, Ольга едва ли стала терпеть открытое нарушение обычаев в своем собственном доме. Так что родился Владимир скорее всего не в Киеве, а в сельце («веси»), принадлежавшем его бабке, — Будутине. Где оно было расположено, неизвестно. Иногда полагают, что в южной Руси, недалеко от Киева, иногда — что на севере, вблизи Пскова.