Владимир Святой [3-е издание]

Крещение князя Владимира — главное, поворотное событие не только в его личной жизни, но и в жизни всего Русского государства, во всей истории восточных славян. Однако о самом крещении киевского князя мы знаем очень мало. Византийские историки того времени — и это кажется невероятным! — ни единым словом не упоминают о нем, хотя очевидно, что для судеб их Империи Крещение Руси явилось событием первостепенной важности. Русские же источники содержат крайне противоречивые сведения, которые к тому же по-разному интерпретируются современными исследователями.

В этой и следующей главах мы будем говорить главным образом о внешних, политических, обстоятельствах крещения князя Владимира. Как и раньше, нам придется обращаться непосредственно к письменным источникам, занимаясь подчас скучным, но совершенно необходимым их источниковедческим истолкованием. К сожалению, главы, посвященные важнейшему событию в жизни героя нашей книги, получаются наиболее сложными, даже запутанными. Но это не только вина автора. Переломные моменты истории всегда требуют наиболее тщательного изучения, сопоставления и разбора всех возможных точек зрения — тем более потому, что исследователю приходится преодолевать различные исторические и историографические мифы, неизбежно вырастающие вокруг самих этих событий.

Нам неизвестно точно ни когда крестился князь Владимир, ни где именно это произошло, ни каковы были обстоятельства приобщения князя к христианской вере. История Крещения Руси, увы, до сих пор не написана, и это заставляет нас предпринимать самостоятельное исследование, может быть, перегружая книгу разного рода гипотезами, предположениями, разбором чужих мнений и необходимым обоснованием собственного.

Цепь событий, связанных с обращением князя Владимира в христианство, растянулась на несколько лет — по меньшей мере с 986 по 989 год. Мы поделили события этого временного промежутка между двумя главами книги, но не столько хронологически, сколько по смыслу и месту действия. Как известно, среди историков и писателей, пишущих на исторические темы, начиная еще с XI века и по сей день, в ходу две основные версии крещения киевского князя. Одна из них связана с Киевом (или, шире, с Поднепровьем), другая — с древней Корсунью, греческим Херсонесом в Крыму. Киев и Корсунь — две точки на карте, разделенные без малого тысячью километров пути, — и привлекут наше пристальное внимание. Но события, о которых пойдет речь, будут разворачиваться на гораздо большем пространстве, включающем в себя прежде всего территорию Византийской империи и сопредельных с нею стран.

Итак, обратимся к источникам. Наиболее обстоятельный рассказ о крещении князя Владимира читается в «Повести временных лет»^{189}. Этот рассказ давно уже стал хрестоматийным и широко известен. Тем не менее прочитаем его еще раз.

Согласно летописи, после проповедников из болгар, немцев и иудеев в том же 6494 (986) году в Киеве появился и греческий философ[42]. Как мы помним, грек крайне неприязненно отозвался о вере магометан («Их же вера оскверняет небо и землю, прокляты они более всех людей»). После этого пришел черед латинянам. «Сказал же философ: “Слышали мы о том, что приходили к вам из Рима научить вере своей. Их же вера по сравнению с нашей мало в чем развращена: служат на опресноках, то есть на облатках[43], о которых Бог не оставлял заповедь. Но повелел на хлебе служить и заповедь дал апостолам, приняв хлеб: «Се есть тело мое, преломленное за вас». Так же и чашу приняв, сказал: «Се есть кровь моя Нового завета». Те же, кто не творит этого, неправильно веруют^{190}».

Историки давно обратили внимание на известную снисходительность греческого философа. В вину латинянам он поставил всего одно прегрешение, правда, довольно существенное: использование в таинстве причащения пресного, а не заквашенного хлеба. Спор об опресноках ведет ко времени не ранее XI века^{191}: именно тогда этому стали придавать особое значение, тем более что православные апологеты видели в использовании опресноков уклонение католиков в иудейство. Но удивительно, что о других, не менее серьезных отклонениях от православия (в том числе и о добавлении «филиокве» в православный символ веры[44]) греческий философ как будто не знает.

Наибольшее же внимание философ уделил критике иудейского вероучения. Узнав от Владимира о приходе к нему иудеев, говоривших, будто «немцы и греки в того веруют, кого мы распяли», философ произнес следующее:

«Воистину веруем в Того. Это еще пророки их прорицали, что Бог родится; а другие, что распят будет и погребен, а на третий день воскреснет и взойдет на небеса. Они же одних пророков избивали, а других истязали. Когда же сбылись пророчества их, сошел Он на землю и распятие принял, и воскрес, и взошел на небеса. И ожидал от тех покаяния 46 лет, но не покаялись. И тогда послал на них римлян, и разграбили они их города, а самих рассеяли по странам, где и пребывают в рабстве».