Владимир Святой [3-е издание]

В глазах человека того времени поступок Олега был оправдан. Древлянская земля, куда в поисках охотничьих угодий забрел Свенельдов сын, принадлежала ему. Вмешательство чужака, чужого князя в дела его земли или даже одно присутствие такого чужака в его земле без его на то воли были прямым нарушением обычая и закона, посягательством на его власть. Вспомним, что, согласно Саге об Олаве Трюггвасоне, присутствие человека княжеского рода в чужих владениях без разрешения князя считалось недопустимым и влекло жестокую кару; Олаву, например, пришлось скрывать свое происхождение. Правда, Лют не принадлежал к княжескому роду. Но он был сыном Свенельда — человека, чья власть и чей авторитет, пожалуй, не уступали княжескому. Свенельд — совершенно исключительное явление в ранней русской истории. Согласно летописи, он действует на протяжении более чем пятидесяти лет, с 922 по 972 год (первая дата, правда, явно искусственна), оставаясь первым из воевод при четырех правителях Киевской Руси. Видимо, это был человек выдающихся способностей. Прочности занимаемого им положения не помешало и то обстоятельство, что он косвенно оказался замешанным в гибели как Игоря, так и Святослава. (Забегая вперед, скажем, что смерть еще двух князей впрямую будет связана с именем этого поистине «черного гения» начальной русской истории.)

Появление Свенельдова сына в Древлянской земле таило в себе несомненную угрозу для Олега. Не случайно он убивает Люта лишь после того, как узнает, чей сын очутился перед ним. Едва ли нечаянно Лют заехал в пределы Олега. Дело в том, что еще князь Игорь Старый незадолго до своей смерти вручил Свенельду «древлянскую дань». (Это известие изъято из «Повести временных лет», но сохранилось в другой древнейшей летописи — так называемой Новгородской Первой младшего извода^{74}.) Дарение Игоря не могло быть забыто. Более того, по давности лет оно значило едва ли не больше, чем завещание самого Святослава, посадившего «в Древлянах» Олега. Вероятно, Свенельд и Лют посчитали, что пришло время вернуть себе законные права. Впрочем, может быть, сын действовал и независимо от своего отца.

То, что Лют открыто «заехал» в Древлянскую землю, показывало его притязания на обладание ею. Охота на зверя была искони княжеским занятием. Лют, следовательно, ставил себя в княжеское достоинство, вел себя как равный Олегу. Это был прямой вызов, и Олег принял его.

Мы не знаем, как отнесся Ярополк к выходке Люта. Надо полагать, он вовсе не разделял корыстных притязаний своего воеводы и его сына. Ибо таким образом — вольно или невольно — ставилась под сомнение законность завещания его отца, а ведь именно оно составляло правовую основу его собственной власти над Киевом. Скорее всего, Ярополк вообще не был осведомлен о происходивших событиях и узнал о них лишь как о свершившемся факте.

Но так или иначе, а Свенельдов сын был убит. Олег — хотел он того или нет — вступил в открытую вражду с Ярополком.

Что оставалось делать Ярополку? Он попал в трудное положение, и выбора у него, по существу, не было. Обычай кровной мести соблюдался незыблемо. У убитого же Люта имелись родичи. И не кто-нибудь, а Свенельд, ближайший воевода Ярополка. Были у Свенельда и еще сыновья (имя одного из них — Мистиша — упоминается в летописи), но они ничем особенным себя не проявили, во всяком случае в начавшихся событиях никакой самостоятельной роли не сыграли. Едва ли не восьмидесятилетний старец сам становился кровным местником за своего сына. И Свенельд жаждал крови — крови Олега, брата своего князя.

«И поднялась… ненависть между Ярополком и Олегом, — продолжает свой рассказ «Повесть временных лет», — и говорил всегда Ярополку Свенельд: “Пойди на брата своего и займи волость его”, желая отомстить за сына своего».

Между тем князь не подчинялся обычным законам, по которым протекала жизнь иных людей. Он отвечал за все, что творилось в подвластной ему земле, — но точно так же подвластная ему земля принимала на себя все, что происходило с князем. Поэтому принять отмщение за гибель Люта должны были все древляне. Если Ярополк принимал сторону Свенельда — а он должен был это сделать, ибо Свенельд был его воеводой, — ему надлежало начинать войну.