Считается, что русские источники не содержат сведений о посылке воинского контингента в помощь императорам Василию и Константину. Но это не вполне верно. Напомню уже известный читателю летописный рассказ о том, как князь Владимир вскоре после захвата Киева (согласно летописи, 980-й, реально — 978 год) избавился от наемников-варягов, требовавших непомерный выкуп, и «показал им путь» к Царьграду. Мы уже говорили о сложном происхождении этого рассказа: чисто фольклорные мотивы смешаны здесь с какими-то воспоминаниями о реальных контактах между Киевом и Константинополем. Между тем ни в греческих, ни в восточных источниках нет никаких сведений о прибытии русской дружины в Византию при императоре Василии II ранее 987–988 годов. Следовательно, вполне вероятно, что в летописной статье под 980 годом в сильно завуалированной форме как раз и отразился факт выполнения Владимиром основного условия договора 987 года{259}. Но как далеки были посланные Владимиром наемники от самого князя, в сколь малой степени считали себя обязанными ему! Император Василий мог опасаться их ухода лишь в одном случае — если бы кто-нибудь предложил им еще больше золота или серебра. Правда, в случае
Летом 988 года, «на другое лето по крещении», как сообщает «Память и похвала» Иакова мниха{260}, князь Владимир «ходил к порогам» — надо полагать, навстречу невесте, которая, согласно договоренности с императором Василием, должна была прибыть на Русь[70]. Однако Анны князь так и не дождался. Если верить сообщению Асохика о том, что к «царю булхаров» (Владимиру?) взамен порфирородной принцессы была отправлена другая женщина, то здесь, на Днепре, и состоялась его встреча с «Лжеанной». Сразу ли князь распознал подлог, или позже, в Киеве, — гадать не имеет смысла. Можно безошибочно предположить лишь одно: Владимир был разгневан. Как мы уже знаем, смыть подобное оскорбление князь мог лишь кровью.
Возможно, к этому времени относится и расправа над бывшим севастийским митрополитом (Феофилактом?), о которой сообщает Асохик. Если верно и это предположение, то перед нами несомненное свидетельство резкого поворота Владимира в отношении только что принятой веры. Это обстоятельство, пожалуй, может объяснить многое — и молчание византийских историков о крещении русского князя, и свидетельства русских источников о явно нехристианском поведении Владимира во время корсунского похода.
Владимир стал готовить свое войско к войне, вероятно, сразу же после возвращения в Киев. Объектом нападения был выбран не далекий Царьград, а более близкий и лучше знакомый русским Херсонес — древняя греческая колония, столица византийского Крыма. В своем гневе князь умел быть расчетливым — несомненно, экспедиция в Крым преследовала и чисто политические цели: Русь рассчитывала сильно укрепиться на своих причерноморских рубежах, совсем недавно возвращенных под власть Киева.
Русские источники по-разному объясняли причины корсунского похода. «Надумал же пойти и на греческий град Корсунь, — читаем мы, например, у Иакова мниха, — и так стал Богу молиться князь Владимир: “Господи Боже, Владыко всех, сего у тебя прошу: дай мне град взять, чтобы привел я людей христианских и попов в свою землю, да научат они людей закону христианскому”»{261}. Но это, конечно, осознание последствий корсунского похода (который и в самом деле сыграл исключительную роль в христианизации Руси), а вовсе не его причин.
Уникальное объяснение причины похода содержит так называемое Житие князя Владимира особого состава, известное лишь в поздних рукописях (XVII века), но, очевидно, восходящее к более раннему источнику (некоторые существенные особенности этого Жития читаются в особой редакции Проложного жития, встречающегося в рукописях XV–XVI веков){262}. В этом памятнике поход на Корсунь связан с «женолюбием» Владимира: он посылает своего воеводу «князя Олега» (из других источников неизвестного) к «князю» «Корсунского града» «прашати за себя дщерь его». Тот, однако, отвечает презрительным отказом: «вельми посмеялся ему, что поганый сей творит». Оскорбленный Владимир собирает своих воевод и «варяг, и словен, и кривичей, и болгар с черными людьми»[71] и идет походом на Корсунь.