Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Как, впрочем, и произошло. Почти.

Освободившись, члены комиссии хотели составить заявление о произошедшем, но решили собраться на следующий день, 28 ноября, что и сделали. Их заседание в Таврическом дворце постоянно прерывали, входил комендант, приводил вооруженных солдат, которые, как казалось собравшимся, готовы приступить к принудительному разгону заседания, но до применения силы в тот день все-таки не дошло. Около двух часов дня члены комиссии разошлись по домам.

Назавтра, 29 ноября 1917 года, Владимир Дмитриевич Набоков около 10 утра в обычном, хотя и небезоблачном, настроении направился в дом Леонтия Брамсона, товарища по комиссии. Ее члены намеревались продолжить консультации, но по дороге Набоков прочел декрет, в котором партия конституционных демократов объявлялась вне закона, а ее руководство – подлежащим аресту. ВДН успешно добрался до Брамсона, где его встретили удивленными и радостными криками – все считали, что он уже в тюрьме. Но судьба и здесь была на стороне Набокова.

Впрочем, положение было сквернейшим и опаснейшим. Оставаться в городе он уже не мог: последние надежды исчезли, испытывать фортуну дальше смысла не имело. Посовещавшись со знакомыми, Набоков по телефону отдал некоторые распоряжения кому-то из своих помощников, «по невероятной случайности без труда» купил в конторе билет в вагон первого класса до Симферополя и в спешном порядке уехал из Петрограда. Навсегда. В его неоконченных воспоминаниях «Большевистский переворот»[63] содержится трогательная фраза: «…я вышел из дому ‹…› далекий от мысли, что я больше не переступлю его порога – ни в 1917 году, ни, вероятно, в 1918 году…»

…Ни в 1919-м, ни в каком-либо еще году, с грустью добавим мы.

ЧАСТЬ II Крым

Глава двенадцатая Крым и Крым

Крымский этап жизни Набоковых изучен очень фрагментарно. Возможно, что-то хранится в крымских архивах, но доступ к ним очень затруднен. Из опубликованных историком Алексеем Пученковым заметок В. Д. Набокова «Крым в 1918/19 годах» проясняется многое относительно работы Крымского краевого правительства, куда входил сам Набоков, хотя и не полностью (заметки обрываются чуть ли не на полуслове). А вот сохранившиеся подробности бытовой крымской жизни семейства Набоковых едва ли могут полностью удовлетворить наш интерес, хотя в силу естественных причин жизнь Владимира Набокова – младшего изучена максимально.

Набоковы провели в Крыму менее полутора лет – 17 месяцев. Как мы знаем, они приехали на юг тремя партиями: Елена с младшими детьми, Владимир и Сергей – отдельно (благодаря описанию Владимира-младшего известен случай, что Сергей в дороге умело сымитировал приступ тифа, чтобы к ним в купе не подселили никого из военных). Последним, 3 декабря, прибыл Владимир Дмитриевич.

Они поселились недалеко от Кореиза, в Гаспре, километрах в десяти от центра Ялты. Кров Набоковым дала графиня Софья Панина, чья мать, Анастасия Сергеевна, была замужем за Иваном Петрункевичем – кадетом, членом Думы первого созыва, отбывавшим точно такое же, как и В. Д. Набоков, трехмесячное наказание за Выборгское воззвание. (Ариадна Тыркова-Вильямс вспоминала, что графиня Софья во времена первой Думы посылала из Крыма «отборные фрукты, каких я ни у кого в Петербурге не видала»[64].) Во владении Софьи Паниной, которой в конце 1917 года в Гаспре не было (Набоковых принимала Анастасия Сергеевна), находился известный дворец, который сейчас более известен под нейтральным названием Дворец «Гаспра» (или Голицынский дворец – по фамилии первых владельцев).

В состав дворцового комплекса входили гостевые домики. В одном из них и поселились Набоковы. Крымские исследователи по косвенным признакам предположили, что первый приют Набоковых на полуострове был у северного въезда в усадьбу. Сейчас именно этот домик не сохранился, на его месте стоит другой.

И снова не обойтись без цитаты из «Других берегов»: «Крым показался мне совершенно чужой страной: все было не русское, запахи, звуки, потемкинская флора в парках побережья, сладковатый дымок, разлитый в воздухе татарских деревень, рев осла, крик муэдзина, его бирюзовая башенка на фоне персикового неба; все это решительно напоминало Багдад», – в котором В. В. Набоков, естественно, никогда не бывал.

Место было дивное, но обстановка идиллической не казалась. Слухи о грабежах, всяческом насилии и расстрелах доходили до Набоковых с неприятной регулярностью, и поэтому в особо тревожные ночи старшие мужчины, оба Владимира и Сергей, выходили в ночной дозор в сад – в их распоряжении были дробовик и пистолет.