Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

«Мне хотелось бы с такой же относительной вечностью удержать то, что, быть может, я всего более любил в нем: его живую мужественность, непреклонность и независимость его, холод и жар его личности, власть над всем, за что он ни брался… Мне нравилась, – я только теперь понимаю, как это нравилось мне, – та особая вольная сноровка, которая появлялась у него при обращении с лошадью, с собакой, с ружьем, птицей или крестьянским мальчиком с вершковой занозой в спине, – к нему вечно водили раненых, покалеченных, даже немощных, даже беременных баб… Мне нравилось то, что в отличие от большинства нерусских путешественников… он никогда не менял свою одежду на китайскую, когда странствовал; вообще держался независимо; был до крайности суров и решителен в своих отношениях с туземцами, никаких не давая поблажек мандаринам и ламам; на стоянках упражнялся в стрельбе, что служило превосходным средством против всяких приставаний… Я еще не все сказал; я подхожу к самому, может быть, главному. В моем отце и вокруг него, вокруг этой ясной и прямой силы было что-то, трудно передаваемое словами, дымка, тайна, загадочная недоговоренность… Когда крушились границы России и разъедалась ее внутренняя плоть, вдруг собрался покинуть семью ради далекой научной экспедиции…»

«Он был наделен ровным характером, выдержкой, сильной волей, ярким юмором; когда же он сердился, гнев его был как внезапно ударивший мороз… Он не терпел мешканья, неуверенности, мигающих глаз лжи, не терпел ничего приторного и притворного, – и я уверен, что уличи он меня в физической трусости, то меня бы он проклял… Он был счастлив среди еще недоназванного мира, в котором он при каждом шаге безымянное именовал».

«Как, как он погиб? От болезни, от холода, от жажды, от руки человека?.. Расстреляли ли его в дамской комнате какой-нибудь глухой станции… или увели его в огород темной ночью и ждали, пока проглянет луна? Как ждал он с ними во мраке? С усмешкой пренебрежения. И если белесая ночница маячила в темноте лопухов, он и в эту минуту, Я ЗНАЮ, проследил за ней тем же поощрительным взглядом, каким, бывало, после вечернего чая, куря трубку в лешинском саду, приветствовал розовых посетительниц сирени».

Приложение 1

Письма[106] В. Д. Набокова сыну

6. Elw Park Gous S. W. 10[107]

22 октября 1919

Пупс,

После многих tries[108], из которых наиболее правдоподобныйB – B6, дающий мат в 5^ти вариантах, но не дающих его в случаях

1… 1. P – K5

2. Q – R5 2. P – B5,

я написал Van Vliet[109]-у, что я подозреваю an unsoundness[110].

С трепетом жду воскресенья.

В Morning Post был милый 3^er, который я решил. А Ты?

Сегодня идем с Мамочкой и Е. К[111]. в M. o. V. (не Movie[112], а Merch. of Venice[113]).

Сережа собирается в пятницу к Тебе в Cambridge. Надеюсь, Ты тронут?..

У нас ничего нового. Каждый день надеемся получить какие-нибудь окончательные вести из Петербурга – и пока ничего. Очень тягостно.

Я думаю числа 3^го или 4^го ехать в Париж к Perpigna. Послал телеграмму Mastai, жду ответа.

Здесь погода райская, и мы рады, что Тебе, вероятно, тепло.

Как дела и делишки?

Собираешься ли в воскресенье?[114] Мама, я, Ольга, Елена будем в воскресенье обязательно (в 1.30) у Шкловских[115].

Целую. Папа.

[Сверху письма записана шахматная позиция[116] ]

12 марта 1920