Владимир Мономах, князь-мифотворец

Помимо известий «Повести временных лет» о русско-византийской войне 1116 г. московским книжникам, несомненно, был известен апокрифический рассказ о дарах, присланных Владимиру Мономаху Мануилом Комнином, который мог дать импульс к развитию идеи о передаче из Византии на Русь «царских» регалий. В легенде о «Мономаховых дарах» имя Мануила Комнина было заменено именем Константина Мономаха, и, таким образом, место одного анахронизма занял другой, поскольку назвать Владимира Мономаха современником Константина Мономаха или Мануила Комнина можно лишь с большой натяжкой, так как Константин Мономах умер примерно через полтора года после рождения Владимира (11 января 1055 г.), а Мануил Комнин к моменту смерти Владимира Мономаха в 1125 г. был ребенком. Однако этот факт, по всей видимости, не смущал ни создателя легенды, ни лиц, модифицировавших его произведение, поскольку, как заметил еще В.О. Ключевский, «тогда мыслили не идеями, а образами, символами, обрядами, легендами» и к прошлому «обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний»^{382}.

В результате произошла серьезная трансформация представлений о русско-византийской войне 1116 г., а само появление прозвища «Мономах» стало связываться не с тем обстоятельством, что оно было родовым именем матери Владимира, а с преданием о передаче киевскому князю царских регалий, под которыми подразумевались регалии московских князей, имеющие достаточно позднее происхождение.

Первые документальные свидетельства о «шапке золотой» и о бармах появляются лишь в 1339 г. в «духовной грамоте» (завещании) московского князя Ивана Калиты (1325–1340)^{383}. О «шляпе» и о бармах Мономаха написал в своих записках и немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн, посетивший Москву в 1517 и 1526 гг.: «Шляпа на их языке называется schapka; ее носил Владимир Мономах и оставил ее, украшенную драгоценными камнями и нарядно убранную золотыми бляшками, которые колыхались, извиваясь змейками».

Герберштейн воспроизвел официальную московскую версию происхождения шапки (хотя исследователи высказывают сомнения в аутентичности существующей «шапки Мономаха» и «шапки», описанной Герберштейном). О бармах немецкий дипломат написал следующее: «Бармы (Barmai) представляют собой своего рода широкое ошейное украшение (torques, Stollin) из грубого шелка; сверху оно нарядно отделано золотом и драгоценными камнями».

Также Герберштейн привел в своих записках версию их появления на Руси: «Владимир отнял их у некоего побежденного им генуэзца, начальника Каффы»^{384}. Эту версию появления барм в XVI в. повторил польский хронист Матей Стрыйковский, а в начале XVII в. шведский историк Пер Перссон (Петр Петрей).

Показательно и то, какую эволюцию в представлениях исследователей претерпела трактовка «шапки Мономаха»: если до конца XIX в. под влиянием легенды о «Мономаховых дарах» «шапку» рассматривали как памятник византийского искусства, то на рубеже ХIХ-ХХ вв. сложились предположения о том, что она является памятником культурного влияния Ближнего Востока или Средней Азии. В результате «шапка» стала рассматриваться как артефакт эпохи золотоордынского господства на Руси. Примечательно, что для согласования этой гипотезы с легендой о «Мономаховых дарах» на первых порах было выдвинуто предположение о том, что «оригинальная шапка», присланная Владимиру Мономаху из Константинополя, была утрачена и ее место заняла шапка, подаренная московским князьям одним из ханов Золотой орды.

Существуют комбинации этих подходов, которые позволяют подходить к рассмотрению шапки как продукту мультикультурного симбиоза. Но даже в том случае, если шапка рассматривается как артефакт византийской культуры, подобная точка зрения, как правило, сопровождается серьезными оговорками. Так, одна из современных точек зрения предполагает, что «происхождение ряда регалий, включая и золотую Шапку, имеет отношение к Кафе, где мог быть приобретен византийский “раритет”»^{385}, но в то же время подчеркивается, что никакие реалии облика шапки «нельзя связать с эпохой Х-ХП веков и свойственными ей головными уборами»^{386}.

Сложная техническая конструкция шапки говорит в пользу поэтапного формирования ее внешнего вида. Основа ее была сработана не раньше XIII в., а отдельные элементы (например, появление опушки) являются еще более поздними дополнениями. Так что главная регалия русских великих князей и царей — до появления в XVIII в. императорской короны — не может быть связана с древнерусским периодом.

Наконец, так называемый трон Мономаха в Успенском соборе Московского Кремля, украшенный сценами из «Сказания о князьях Владимирских», как показал известный историк московского быта И.Е. Забелин, был изготовлен в середине XVI в. при Иване Грозном^{387}.