Владимир Мономах

Расчет Мономаха оказался верным. Кочевники, выйдя на Десну и предполагая двигаться но замерзшей реке сквозь леса дальше, были застигнуты врасплох. Черниговская дружина и союзные половцы ударили на врагов с берега, оттеснили их на чистый лед и здесь, на ровном месте, довершили разгром. Напрасно половецкие ханы Асадука и Саука пытались сбить своих рассыпающихся в разные стороны всадников в стройное войско - руссы раскидывали их толпы вдоль по реке, а союзники уже довершали дело, вырезая врагов своего колена. Оба хана были взяты в плен и предстали перед Мономахом. Они-то, желая заслужить милости и прощения у русского князя, и сообщили, что другое половецкое войско, во главе с ханом Велкатгином, грабит русские земли неподалеку, что не все половцы вышли на Десну.

Не давая врагу опомниться, не дожидаясь, пока бежавшие с поля боя половцы известят своих сородичей о сече на Десне, Мономах проделал ночной переход, дал своей дружине немного отдохнуть перед боем в лесу и неожиданно появился перед конницей Белкатгииа. Здесь же находился и половецкий обоз, виднелись ряды саней, а около них - связанные веревками русские пленники, набранные и в Стародубе, и в других селениях. И снова сеча была яростной и короткой. Белгадтип бежал, бросив свое войско. Половцы рассыпались в разные стороны. Одних руссы перебили, других попленили. Всех русских пленников Мономах приказал развязать, накормить, обогреть, отправить в Стародуб и оттуда по их городам и селам.

Закоченевшие, в изодранной одежде, они тянули свои руки в сторону кпязя, благодарили его, благословляли, А он спокойно объезжал их толпы, приебодривал, иногда даже бросал шутливое слово.

– А пленных половцев обменяем на других русичей, отдадим их за выкуп, за ткани, за оружие, за копей, - сказал он.

Здесь же после победы Мономах заплатил положенное своим половцам - и деньгами, и добычей, и дорогой одеждой.

Прошло всего полгода мирной жизни, и летом 1080 года снова в русских землях встала брань. Восстали переяславские торки. Долгими годами жили они в мире и любви о Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Всеволод оказывал торкаы почет и не раз принимал у себя в Переяславле их вождей. Ростислав же повел себя с торками грубо и надменно. Теперь вожди долгими часами ждали, пока их примет молодой переяславский князь. Руссы перестали платить торкам уложенную за охрану границы дань. Когда же они потребовали от князя денежной выплаты, Ростислав назвал торкских послов холопами и прогнал вон. Напрасно опытные Все-володовы бояре старались образумить Ростислава, втолковать ему, что торки - старинные друзья, князь был неумолим, и торки заратились. Их огромные толпы подступили со всех сторон к Переяславлю, где затворился перепуганный Ростислав. Пришли в движение все торк-ские станы, вое их оседлые городки.

От Переяславля торки двинулись на Русь, на Киев. Давно не было от них такого мощного выхода.

Всеволод послал гонцов в Чернигов и приказал Владимиру Мономаху вновь собираться в поход. К черниговской рати Всеволод придавал свою младшую дружину.

Владимир Мономах не медлил. Он воспользовался тем, что силы торков были разъединены - одни стояли веред Переяславлем, другие бушевали по русским землям, и двинул против них свою конную дружину. Собирать полк и потом плестись по степи на телегах он не захотел. Главное, думал он, - нанести торкам удар сильный и неожиданный, разгромить одну, ближайшую их часть, устрашить остальных этим разгромом, подавить, смять остальных, загнать восставших опять в свои городки, запереть их там, поставить на колени вождей.

Дружина шла быстро в сторону Переяславля. Всадники готовы были каждую минуту вступить в бой, на всех были надеты брони, шишаки надвинуты на самый лоб, щиты качались на левой руке, а не лежали на телегах, как обычно во время дальнего похода. Вперед в нескольких верстах шли дв;е сторожи, которые должны были сразу оповестить Мхзномахову рать о появлении торков.

Князь ехал крупной рысью впереди дружины, поглядывал спокойными, внимательными глазами по еторонам. За время долгих войн и походов он уже привык к действиям быстрым, твердым и взв:ешеннъш, но не к суете и торопливости и давно понял, что поспешный шаг, торопливое решение, душевный порыв во время такого злого и жестокого дела, как брань, могут только помешать успеху. В минуты решающие Мономах приучил себя выходить всегда перед своими воинами и вступать в бой самому, а там как бог пошлет. Он знал, что если он не побоится положить свою голову за дружину, то и дружина ляжет за него костьми. Теперь же сеча могла начаться в любую минуту, причем сеча быстротечная, и для него лучше было видеть ее ход сразу же, с самого начала.

Сторожи еще только мчались обратно с вестью о появлении торков, а Мономах уже увидел их несметные толпы, которые беспорядочно в отличие от половцев выезжали из степи прямо на руссов.

Князь притормозил бег коня, сбил дружинников в единый кулак, ощетинившийся пиками и блистающий мечами, и снова тронул поводья.