Первым выступил сам Ярослав. В союзе с поляками ои попытался овладеть волостями Ростислав нчей, а заодно отнять земли по Горыни, издавна закрепленные за Киевским княжеством. До Мономаха дошли вести и о том, что Ярослав ищет повода, чтобы отослать от себя свою жену, его, Мономаха, внуку, дочь Мстислава.
Владимир потребовал от Ярослава явиться в Киев для объяснений, но тот отказался. Это, как и с Глебом, означало войну.
Мономах послал гонцов к князьям, и вскоре в Киев послушно съехались Давыд Святославич черниговский, Олеговичи во главе со старшим Всеволодом, Мономахо-вичи. Был послан наказ и к Ростиславичам - выйти с ратями для наказания мятежного племяшшка. Василько и Володарь ответили покорным согласием.
Мономах сам решил вести к Владимиру-Волынскому объединенное войско.
Была середина дета 1117 года. В Киеве стояла тихая, иеподвия-шая жара. Мономах вышел на крыльцо в легком, простом одеянии, без помощи дружинников вскочил в седло, оглядел дворцовую площадь строгим взглядом поверх голов, уперся взглядом в плоские свинцовые купола святой Софии, легко тронул бока лошади каблуками…
Весь путь до Владимира он проделал верхом. На подходе к Волыни к войску присоединились рати пере-мышльская и теребовльская, и скоро огромное русское войско обступило со всех сторон Владимир-Волынский.
Здесь, как и под Минском, Мономах но стал затевать боя и приступа, не желая губить русские жизни в междоусобной брани. Оп приказал перенять все дороги, зажать Владимир в железное кольцо голода и бескормицы и располагаться вокруг города па долгое время.
А в городе метался Ярослав Святополчпч. Его гонцы., гнали коней в Буду и Краков, чтобы просить помощи против Мономаха у венгерского и польского королей. Ярослав обещал отдать им пограничные земли, вернуть полякам червенские города, лишь помогли бы ему отложить Волынь от Киева. Но слишком внушительны были силы руссов под Владимиром: давние друзья Свято-полка и его сына не решались выступить против МоноШестьдесят дней находился город в осаде. За это время Мономах не пролил ни единой капли крови своих врагов. И на шестьдесят первый день Ярослав дрогнул. Не получив помощи от союзников, ввергнув город в тяжкие испытания, волынский князь запросил мира.
Как п под Минском, Мономах потребовал от мятежного князя лично и вселюдно повиниться перед ним.
И вот Ярослав со своими боярами выходит из города, пешим бредет по пыльной дороге к Мономахову шатру, преклоняет колена перед киевским князем, просит у него пощады, отдает себя и свою семью, своих людей, город на его волю.
Долго выговаривал Владимир Ярославу все его прегрешения против Русской земли. Л тот стоял на коленях перед ним и перед другими князьями, сидящими рядом. Затем Мономах потребовал от волынского князя, чтобы тот отказался от союза с иноплеменниками, жил бы с другими князьями в мире и хранил мир п любовь в своей семье. Здесь же во всех этих делах Мономах взял с Ярослава роту и отпустил его назад во Владимир.
Во все времена этого похода приднепровские половцы Тугоркановичи хранили с Мономахом мир. И Мономах после этого похода окончательно решил укрепить мир и любовь с этим половецким коленом. Вновь, как и тогда к ханам Аепе и другому Аепе, к Тугоркановичам были посланы послы с великими дарами, и хапы тоже прислали в Киев послов и щедро отдарились. Было решено, что Тугорканова внука, красавица, будет высватана за сына Мономаха Андрея. А к осени, когда Тугоркановичи откочевали с причерноморских берегов па север, знатная половчанка в сопровождении огромной свиты появилась в Киеве.
Так во Всеволодовом доме, после второй жены самого Всеволода, жены Юрия Владимировича, появилась третья половецкая жена.
Теперь и Русь и степь снова были замирены и утишены. Тихо было и на других рубежах.
Конец 1117-го и 1118 год Мономах провел в Киеве.
Он стал прибаливать, продолжал передавать дела старшему сыну Мстиславу. С Мстиславом к управлению Русской землей тянулись уные люди. Долгие годы они сидели за спинами старших князей и бояр, старились, завидовали, от этого еще больше старились. Теперь наступал их час. Малоопытные, наглые, жадные, отодвинутые долгими годами от больших доходов, не испившие горькой чаши страданий и поражений, они теперь, при стареющем великом князе, искали в жизни лишь услад. Они не думали о долге и ответственности даже перед своими приспешниками, не говоря уже об общерусских заботах.
В эти месяцы Мономах многие дни проводил в своей палате за книгами, в беседах с митрополитом Никифо-ром. Уже давно, с тех пор, как он после смерти Гиты прочитал бывшее в ее библиотеке «Отцовское поучение» некоего англичанина, у него зародилась мысль оставить и своим сыновьям поучение о том, как жить, как управлять, воевать и хозяйствовать. Но, пока он был молод, мысль эта все отодвигалась и отодвигалась вдаль. Каждый год нес с собой неотложные заботы, дальние походы, кровавые сечи, междоусобицы, море крови и страданий, испепеляющий огонь страстей, в котором гибли и свои и чужие люди.