— Жаль! Если бы ты видел его! Красавчик! На днях ему исполнилось семь лет. Весь в мать: по цвету волос — белокур и так же румян, белолиц. Он точно распустившийся розан. Голубые глазки Константина сияют точно из золотой оправы. Так изображали древние Эрота…
Олег не знал, кем был Эрот, и постеснялся спрашивать объяснений.
Борил вздохнул:
— Но что ждёт этого младенца?
Вдруг Олег встретился глазами с одной из приближённых женщин, сидевших по другую сторону, за третьим столом. Она отличалась от других благородством осанки, милой улыбкой, никому в частности не предназначенной, маленькими белыми руками, которыми она пыталась закрыть своё лицо, якобы поправляя непокорную прядь рыжеватых волос. Перед нею лежал хлебец и на серебряной тарелке кусок рыбы. Но молодая женщина не притрагивалась к еде. Её что-то так взволновало, что ей было не до этого, и самое удивительное для Олега заключалось в том, что это была не кто иная, как его пламенная любовница, которую он ещё вчера посетил в царских садах, ушёл от неё на утренней заре, едва вырвавшись из жарких объятий. Вероятно, рыжеволосая красавица уже давно увидела за столом Олега и никак не ожидала встретить его здесь, потому что взор её блуждал растерянно, а щёки то пылали внутренним жаром, то бледнели как снег. Она кусала губы, и один раз василевс даже подозрительно посмотрел на неё, не понимая, почему эта женщина, всегда такая сдержанная, так волнуется. Даже кусает губы. Но в конце концов она справилась со своим волнением и стала тихо разговаривать с соседкой.
Василевс окинул хмурым взглядом столы. Хотя он сделал это неизвестно по какой причине, но гости подумали, что ему докучают разговоры, и умолкли. Наступила тишина, и тогда ещё слышнее затарахтели ложки. Царская трапеза была скорее символической, чем насыщающей человека, который любит покушать. Посреди стола лежала та самая рыба, которую с трудом принесли два служителя. Сам начальник пира отрезал от неё куски, и слуги разносили их указанному ножом гостю. Её заменили корзины с яблоками. В заключение подали сладкое: в сосудах, которые обносили по столам, благоухало мёдом хитроумное варево из орехов, сушёного винограда, смокв и вина, сдобренного имбирём и гвоздикой. Олег видел, как его возлюбленная, уже несколько успокоившаяся, положила себе на тарелку немного этой смеси и, склонив трогательно голову, ела её без большой охоты золотой ложечкой. На красавице было пышное одеяние, почти такое же, как у царицы, — так называемое одеяние препоясанной патрикии, с лором, или узкой парчовой полосой, сложно обвивавшей её стан, грудь и плечи. Она теперь не смотрела больше в сторону Олега.
Прикрывая рот рукою и невольно косясь на царя, князь спросил шёпотом склонившегося к нему евнуха:
— Кто эта женщина?
— Какая?
— Та, что в зелёном одеянии. Рыжая.
— Евдокия.
Олег поопасался расспрашивать здесь о дальнейшем.
Обед пришёл к концу. Царь и царица встали и, поклонившись, покинули трапезную палату. Отодвигая сиденья, гости тоже вставали из-за стола. Олег торопился это сделать, чтобы успеть поближе подойти к своей рыжеволосой возлюбленной. Он уже знал несколько греческих слов и хотел с нежностью приветствовать её. Такая любовь облагораживает даже злых и жестоких. Но женщина вместе с другими ушла за царицей во внутренние покои, не обернувшись на него.
Возвращаясь домой вместе с поджидавшим князя у дворцовых ворот Халкидонием, Олег спросил:
— Скажи мне, кто такая Евдокия?
— Евдокия? Вероятно, ты говоришь о патрикии, что могла сегодня сидеть за царским столом?
— О ней.
Спафарий стал задумчиво ковырять в носу.
— Разве ты не знаешь? Возлюбленная царя.
От изумления Олег остановился.
— Что с тобой? — в свою очередь спросил Халкидоний князя.
— Но ведь царица прекрасна лицом!
— Кто знает, может быть, у другой есть такие качества, каких нет у царицы.
Они направились в сторону церкви св. Фомы.
— Да, — продолжал спафарий, — дочь простого садовника, а вот куда вознесла Евдокию женская судьба. Благочестивый оковал её, как драгоценную жемчужину, в золото и серебро, оградил от простых смертных. Только изредка видим мы её на Ипподроме. Но расскажи, что происходило на приёме и в трапезной палате…
14