Владимир Мономах

Вскоре после бегства из Экзетера юные сыновья Гарольда перебрались в Ирландию, надеясь получить от её короля помощь для борьбы с Вильгельмом. В следующем году они снарядили флот из пятидесяти кораблей, наняли некоторое число воинов и, переправившись через пролив, высадились на английском берегу. Военные действия начались с того, что наёмники стали грабить окрестные селения. Не о таком избавлении от врагов мечтали крестьяне. Но так как подобными подвигами и ограничилось выступление молодых принцев, народ не поддержал их, и они вынуждены были поспешно вернуться в Ирландию. Так же плачевно закончилась и вторая их попытка изгнать завоевателей, — на этот раз только наступившая ночь спасла сыновей Гарольда от гибели. Убедившись, что нет уже на земле силы, которая могла бы изменить положение в Англии, королевская семья отказалась от дальнейшей борьбы. Старая королева решила навеки покинуть родину и удалилась во Фландрию, в город Сент-Омер. Вместе с другими отправилась в изгнание и маленькая Гита…

Рядом мерно дышал Владимир. Гита хорошо изучила все повадки мужа, чувствовала за его ласковыми, мягкими словами большую твёрдость его души. Она уже убедилась, что он наделён спокойным, но непреклонным характером и ясным умом. Так же деловито, как дома за пиршественным столом или во время богослужения в церкви, он распоряжался на ловах, в походах и в сражениях, защищая русские нивы, бревенчатые города и прекрасные храмы. Это был хороший хозяин, обо всём вовремя заботившийся в своих богатых сёлах, обнесённых прочным тыном с надворотной башней, и в порядке содержавший свои гумна, медуши, хлевы и голубицы. Редко возвышал он свой голос на провинившихся, но не упускал своей пользы. Он чувствовал себя господином, в уверенности, что сам бог поручил ему блюсти установленный в мире порядок и что он несёт ответственность за всех людей, живущих под его властью. Владимир обладал огромной силой мышц, и руки его были сделаны как из железа; при всём том он обладал чувствительным сердцем, любил душеполезные стихи Псалтири и в своих писаниях употреблял трогательные сравнения. Это был умный правитель, примерный семьянин и благочестивый христианин.

Ещё вчера он высказывал князю Олегу, когда гость сидел у них за столом:

— Поистине так устроен мир. Смерд трудится на ниве, а нам назначено защищать его достояние оружием. Поэтому он и испытывает благодарность к праведным правителям.

Олег хвастал жемчугом зубов, поглаживая русые усы. Разгорячённый столетним мёдом, так как в этом доме не любили тратить деньги на греческое вино, он поднимал окованный серебром рог и возглашал:

— Пью твоё здоровье, светлая княгиня!

У Гиты сжималось сердце от этих дерзких взглядов на её грудь и шею.

Владимир тоже замечал пылкость Олега, но даже в молодых летах старался понять человеческие слабости и греховные мысли. Он был спокоен за свою супругу, их соединил сам бог в церковном таинстве, а на стене висел его меч, и горе тому, кто заставит обнажить это оружие, доставшееся от отца.

Говорили о половецких набегах, о далёких землях. Потом перешли к своим домашним заботам, к нищете поселян, к постоянному ропоту смердов.

— Смерды у меня перевес похитили, — жаловался Олег, уже позабыв о красоте зеленоглазой женщины. — Неужели надо простить им?

Мономах, почти не прикасавшийся к чаше, развёл руками.

— Виновных карай. Но по справедливости и не тяжко. Также и рабов не считай за скот.

— Чтобы они спали до полудня и коней моих не берегли?

— Если рабы поленились и не заперли твоих лошадей в конюшню и тати их похитят, пусть отвечают за нерадение. Также если по небрежению смерда, пахавшего на твоей земле, орало сломалось. Но вникай в сущность дела. Удели бедному частицу твоего добра, и тебе самому же будет лучше.

— А вот у меня ещё закуп убежал, трудившийся на моей ниве за долг, а тиун поймал его, и я велел посадить беглеца на цепь. Пусть в вонючем порубе поразмыслит, что он теперь раб мой по закону.

— Но узнал ли ты причину его ухода?

— Если каждого смерда…

— Может быть, он ушёл, чтобы деньги просить в рост и тебе свой долг возвратить, чтобы свободу купить?

— Некогда мне было разбираться.

Олегу стало скучно вести беседу за столом, за которым сидела красивая женщина, о таких обыденных вещах. Он опять поднял турий рог, в который склонившийся отрок налил мёду из глиняной корчаги, как будто бы дело происходило не в княжеских палатах, а в доме какого-нибудь тиуна. У него же самого всегда на столе серебряные сосуды, отцовское наследство.

— Пью твоё здоровье, светлая княгиня!

Размышляя о случае с бежавшим закупом, Владимир произнёс:

— Всё надо совершать разумно.

Сидевший за столом епископ, с удовольствием, но благопристойно поедавший куски пирога с рыбой и рисом, которые подкладывал ему хозяин, заметил с улыбкой:

— Сказано…

Мономах и Олег посмотрели на него.

— Красота воину — оружие, кораблю — ветрила, а князю — разумение.