Владимир Мономах

Теперь старшие Ярославичи сидели в дворцовой гриднице, возле лежавшего на широком лавке, укрытой коврами, Ярослава и слушали, что им говорил отец. А он начал с главного: достал обделанную в дорогую кожу свою «Правду русскую» и повёл о ней разговор с сыновьями. «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, принимают как предание отцов», зачитал он ям для начала из греческой хроники Георгия Амартола, которую любил и: почитал больше всех книг. Его наказ был строг: поддержать и сохранить всё то, что было записано в этой «Правде». Там каждому было положено своё: князьям, боярам, мужам, огнищанам — одно, смердам, челяди — другое. Он часть за частью читал свою «Правду», которую когда-то дал новгородцам: «Если убьёт муж мужа, то отомстит брат за брата, или сын за отца, или отец за сына или племянников, а если не будет кому мстить, то заплатят 40 гривен за голову, а если будет русин, или гридин, или купец, или ябетник, или мечник, и если будет изгой, или Словении, то положить за него 40 гривен». «Правда» жестоко карала тех, кто угрожал другому мечом, похищал чужих копой, хватал чужое оружие, укрывал бежавшую челядь, занимался членовредительством. Порядок и суд возглашал Ярослав в своей «Правде», и сыновья ещё раз выслушали его мудрые речи и утвердили отцовский закон. На том совещании они договорились, что по этой «Правде» отныне будут судить людей и собирать виры[7] и в Новгороде и Киеве, в Чернигове и Переяславле, в Смоленске и Суздале, во всех русских землях.

«А теперь скажу о том, как будете жить после меня, по какому ряду». Позднее летописец так записал речь Ярослава к своим сыновьям: «Вот я покидаю мир этот, сыны мои, живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, бог будет с вами, и покорит нам врагов ваших. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в миро, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить себя на столе моём, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир-Волынский, а Вячеславу Смоленск». И так разделил он между ними города, — продолжает летописец, — запретив им переступать предел братний и сгонять один другого со стола, сказал Изяславу: «Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому». И так завещал он сыновьям своим жить в любви».

Но это был простой раздел городов — всю Русь разделил Ярослав между сыновьями, потому что вместе с Киевом переходил к Изяславу на правах княжеской отчины Новгород, где уже давно сидели наместниками старшие сыновья князей киевских и Туров. Вместе с Черниговом к Святославу отходили все земли на восток от Днепра, включая Муром с одной стороны и Тмутаракань — с другой. Ростов, Суздаль, Белоозеро, всё Поволжье тянуло к Переяславлю. И все земли по завещанию Ярослава должны были находиться под высшей властью киевского великого князя. Кажется, что только о любви и братском союзе сказал Ярослав в своём ряде, но со смутным сердцем слушали отца младшие после Изяслава братья. Им наказывал отец ходить под Изяславом. В своей отчине каждый из них — первый, но только в границах отчины, и никто из них не может посягнуть на границы другого брата и на его власть и не может, помимо старшего брата, подойти к киевскому главному столу. Это был не просто ряд сыновей одного отца, но князей, которых Ярослав выстроил строго по старшинству друг за другом и строго по столам. Изяслав оставался первым среди них не только как старейший, но и как владелец киевского стола, имеющий право потребовать от братьев службы Киеву во имя всей Русской земли.

Слишком много котор испытала Русь во времена братоубийственных войн при Владимире и Ярославе, и теперь великий князь хотел, чтобы его дети и внуки строго соблюдали установленный им ряд.

Сыновья обещали больному отцу, что станут исполнять всё, что он наказывал им, утешали его. Потом разъехались по своим отчинам. С отцом остался лишь Всеволод, и теперь, смотря на своего третьего сына, вспоминая внука с именем Мономах, Ярослав думал последнюю тяжёлую думу. Он мог бы оставить престол Всеволоду мимо простоватого Изяслава, и его дружина поддержала бы третьего Ярославича. Это дало бы тому старшинство по столу сразу и помогло бы в дальнейшем занять престол его сыну мимо стрыев[8] и двоюродных братьев, но сделать так значило бы поднять против Всеволода Святослава с его Черниговом, Муромом, Тмутараканью, выстудит и Всеслав Полоцкий, остался бел стола сын умершего Владимира Ростислав. Кто возьмёт верх — неизвестно. Нет, пусть Всеволод ждёт очереди, пусть восходит к киевскому престолу лестницею и пусть лествицею передаст свой стол своему первенцу Владимиру княжичу с голубыми глазами и золотой прядкой на лбу.