Владимир Листенгартен

Третье свидание должно было быть решающим. Павел сразу же рассказал Свете о замечательном вине, которое ему привезли прямо из Тбилиси. Сказал, что приготовил и закуску и они могут очень хорошо провести время у него дома. Она сперва отказывалась, но потом, услышав об отце, который живет вместе с Павлом, согласилась. После небольшого фуршета Павел включил видемагнитофон, подсел поближе к Свете, стал ее обнимать, целовать и медленно и осторожно раздевать. Света видела порнофильм первый раз в жизни. Она не отрываясь смотрела на экран телевизора, а когда Павел ее почти раздел, сильно возбудилась и сама стала срывать с него рубашку и брюки. Вскоре они были уже в постели. Света оказалась очень страстной женщиной. Она нежно целовала Павла, покусывала ему уши. И вдруг, в порыве страсти резко сжала зубы. Павел взвыл от боли и забыл обо всем на свете. С уха струилась кровь. Он пытался прижать к уху платок, чтобы остановить кровотечение. Света сидела на кровати как завороженная, не двигаясь, и только моргала глазами, в которых стоял ужас. Павел взял зеркало, чтобы посмотреть, что случилось с ухом. Верхней части ушной раковины не было. Он кинулся к Свете:

– Ты откусила мне ухо! Открой рот, отдай то, что там! Может кто-нибудь сможет мне пришить этот кусок обратно!

Света, по-прежнему, молчала и не двигалась. Павел стал трясти ее за плечи:

– Открой рот, где мое ухо?

Наконец, Света произнесла:

– Я с перепугу его проглотила! Что мне теперь делать?

Вскоре приехала скорая помощь, которую вызвал отец Павла, прибежавший на шум. Врач сделал перевязку, сказал, что ухо, конечно, зарастет, но никогда уже не будет таким, как было. Павел был вне себя. Свету он выгнал, кричал ей:

– Людоедка, каннибальша, я на тебя подам в суд, пусть тебе тоже обрежут уши!

Он действительно подал на Свету заявление в милицию. Но дело возбудить отказались, когда выяснилось, что она сделала это неумышленно.

Рана на ухе действительно быстро зарубцевалась. Но ухо выглядело ужасно: всей верхней части ушной раковины не было. Верхний край был красный, неровный, с выступами и впадинами. Этого Павел понять не мог: ведь зубы у Светы шли полукругом, почему же край уха такой неровный? Он стал носить берет, который закрывал изуродованное ухо. Но невозможно же все время ходить в берете! В редакции, к примеру, находиться в головных уборах не разрешалось.

Вскоре Павел узнал, что у него на работе появилось новое прозвище: «Рваное ухо». Конечно, так его звали не в глаза, но все равно было очень неприятно. Он вспоминал, что этим именем, как кажется, звали одну из собак в рассказе Джека Лондона, которой другая собака во время драки разорвала ухо. Ему передали, что на совещании у главного редактора, когда решалось, кому поручить написание какой-то статьи, редактор сказал:

– Лучше всего с этим, я думаю, справится этот, ну как его, забыл, ну....тот, с откусанным ухом.

Апофеоз наступил, когда на общем собрании председательствующая, заместительница главного редактора объявила:

– Слово предоставляется .... Пол...ухову!

Павел очень разозлился. Вместо того, чтобы идти к трибуне, он повернулся и вышел из зала. На следующий день заместительница редактора подошла к нему и извинилась. Но дело было сделано. Теперь его уже и в глаза называли не иначе, как Полуховым. Павел думал:

– Почему «Полухов»? Назвали бы хоть, как у Толстого, «Безуховым»! А может быть вообще отрезать остатки уха, тогда точно назовут «Безуховым»!

Но привыкнуть к новому прозвищу Павел не мог. Оно казалось ему не менее обидным, чем остальные. Однако он решил нейтрализовать все насмешки, взяв это имя в качестве псевдонима. Он помнил золотое правило: «Если над тобой смеются, начни смеяться вместе со всеми, тогда это уже будет смех не над тобой, а над тем, что случилось». Павел начал подписывать короткие заметки инициалами «П.П.», а более длинные статьи – «Павел Полухов». Когда к нему обращались: «Товарищ Полухов!» делал вид, что его это не возмущает, просто люди зовут его по псевдониму. Если Алексею Пешкову можно было называться Максимом, да еще и «Горьким», то почему ему нельзя быть «Павлом Полуховым»?

Но в глубине души в нем нарастал гнев против окружающих, а особенно против этой девчонки, Светы, которая превратила его в «Рваное ухо», «Откусанное ухо» и, наконец, в «Полухова». Он считал, что должен ей отомстить. Он не сомневался, что сумеет восстановить с ней отношения, привести ее к себе и, в подходящий момент откусить ухо ей! Но потом он подумал: «А собственно, почему ухо? Надо откусить ей нижнюю губу, а может быть лучше нос?»