Владимир Красное Солнышко

Ударами с двух концов по Господину Великому Новгороду мятеж был полностью подавлен. Пленных тщательно допрашивали представители тайной службы, которых еще в самом начале похода прислал в дружину Добрыни Никитича Ладимир. Старательно допрашивали, подолгу, не стесняясь применять пытки. По их сведениям, главными смутьянами в Новгороде были волхв Богомил Соловей, его прислужка да новгородский тысяцкий Угоняй. Но никто из пленных ничего о Богомиле и тысяцком Угоняе не сказал. То ли терпели, стиснув зубы, то ли и вправду не знали.

На другой день после полного разгрома мятежников дружинники Добрыни загнали в Волхов всех жителей великого города. Женщин и детей, здоровых и раненых. Всех до одного, тщательно прочесав все окраины и улицы.

Митрополит крестил их всех чохом. Сколько при этом потонуло раненых и увечных, летопись умалчивает.

Повеление великого киевского князя Владимира, Василия во втором крещении, было исполнено.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Добрыня вместе с митрополитом Михаилом прибыл с докладом к великому князю Владимиру. Он встречал их в тронной палате в присутствии членов Боярской думы.

— Народ новгородский крещен в реке Волхове, — доложил митрополит.

— Без крови?

— Было буйство, но об этом тебе лучше расскажет Добрыня Никитич.

— Яро сопротивлялись, дядька?

— Они прознали, что мы идем, великий князь, — неторопливо начал былинный богатырь. — Спалили церковь Преображения Господня, убили всех тиунов, разграбили боярские дома. Я послал Путяту в обход, но они встретили его, и переправиться через реку с ходу не удалось. Путята прислал гонца, и я бегом повел дружину к другому концу…

— Митрополит — тоже бегом? — усмехнулся великий князь.

— Митрополита Михаила на коне доставили в Новгород люди Ладимира. Уж после того, как я пожаром остудил новгородскую вольницу.

— Город спалил?

— Отстроят, они его первыми палить начали, — пояснил Добрыня. — А потом… Путята мне как брат, а когда брата убивают — как спасти?.. Это я бежал и на бегу думал: как?.. Как врагов от него оторвать?..

— И решил полгорода спалить? — Владимир прищурился. — Так, что ли?

— А что было делать?

— Правильно решил, дядька мой многомудрый! — рассмеялся великий князь.

Вошел Ладимир. Услышав последние слова великого князя, заметил хмуро:

— Что правильно? То, что главные смутьяны в сумятице из Новгорода ушли?

— А твои люди, Ладимир, куда глядели? — строго спросил Добрыня. — Они же вместе со мною в Господин Великий Новгород вошли. Сказали, что должны взять волхва Богомила со служкой его и тысяцкого Угоняя.

— Не нашли они их, — с досадой сказал Ладимир. — Как сквозь землю…

— Их служба, не моя. Я город жег, Путята с мечниками мечами отмахивались, а что твои работнички делали — это ты с них спрашивай.

— Да уж, спроси, — великий киевский князь строго свел брови. — Врагов надо давить в зародыше.

— Да я… — начал было Ладимир.

— Я сказал!

Ладимир низко поклонился и быстро вышел из тронной палаты.

Среди думских бояр прошелестел говорок.

— Молчать! — оборвал Владимир. — Нам предстоит киевлян крестить, вот об этом и думайте.

Дума примолкла.

— А чего же до сего времени не крестил? — спросил Добрыня Никитич.

— Тебя ждал, дядька. Великие дела в одиночку не делают. А тут — на века.

— На века, — подтвердил Добрыня.

— Отдохни с дороги. Завтра всё решим.

Богатырь поклонился и вышел из тронной палаты.

2

Великий князь Владимир утром принял Добрыню, и говорили они на сей раз без посторонних ушей. Слишком уж важной была беседа.

— Тебя, дядька, ждал, чтобы самое главное для Руси дело свершить. Если хотим дальше жить без мятежей, надо Киевскую Русь крестить в православную веру.

— Надо, — согласился Добрыня.

— А у нас в Киеве — идолы языческие.

— Убрать.

— Вот твои дружинники и уберут. В первую голову — Перуна, тобой присланного. В Днепр, пусть поплавает. А за ним — остальных. И — у всех на глазах.

— Сперва я идола мечами иссеку.

— А потом — палками его, палками! Да на глазах у киевских язычников.

— И к хвосту конскому привяжу. А лошадь выберу самую шелудивую.

Бог дружинников Перун нравился Добрыне, хотя сам Добрыня давно уже стал христианином. Верховный бог славянского пантеона был огромен и ладно, старательно вытесан из доброго дуба. А еще у киевского Перуна была серебряная голова и золотые усы. Добрыня когда-то прислал его великому князю в Киев. Тогда Владимир собирал всех славянских богов. Теперь вот всех повелел изрубить. Как тогда в нем Бога не было, так и сейчас он им не обзавелся…

Так думал Добрыня, думал с горечью, а потому сразу и не заметил, что за поверженным Перуном с плачем и криками бегут женщины и дети. Женщины сорвали платки, распустили волосы по плечам и кричали как по мертвому.

А тут некстати, по повелению великого князя, Перуна, которого тащила шелудивая кляча, стали бить палками какие-то доброхоты.

Добрыня и сообразить-то ничего не успел, как рыдающие киевлянки бросились вдруг на этих доброхотов. Их сразу оттащили, принялись бить чем попало, и поднялся такой крик, что былинному богатырю стало не по себе.

«Женщину ударить — себя опозорить…»