Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

Особенно старались греки, их священник подолгу беседовал с князем, рассказывая об Иисусе Христе, о божьих заповедях, об искуплении уже совершенных грехов. Пожалуй, последнее интересовало князя Владимира больше всего. Заверения в том, что старые грехи можно искупить, очиститься только одним крещением, все больше склоняли его к мысли о христианстве. Недаром бабка княгиня Ольга выбрала именно византийскую веру, наверное, тоже пыталась замолить сожженный Искоростень.

Сам Владимир устал от множества совершенных предательств и ошибок. Очень хотелось начать все сначала, очиститься, точно младенцу. Его уже не страшили даже беседы о плотском грехе, о необходимости иметь всего одну женщину и жить с ней всю жизнь, не познавая больше других. Это тяжелое испытание для князя, любившего женское тело. Священник, услышав такие возражения, неожиданно кивнул:

— Сможешь пересилить себя, князь, станешь истинным христианином. Это и будет твоим искуплением грехов.

Владимир мысленно ахнул, если пересилить себя в самом своем привычном, том, что христиане зовут похотью и блудом, то станешь совсем другим человеком. И вдруг понял, что хочет именно этого! Слишком много князь видел на ложе покорности или наоборот непокорности, слишком многих женщин познал, чтобы не пресытиться. Где-то в глубине души он понимал, что среди всех женщин есть та, ради которой он готов пожертвовать всеми остальными, но он много лет прожил с Рогнедой во грехе, можно ли тащить с собой в новую жизнь этот грех?

А еще князь, всегда отличавшийся добротой к сирым и немощным, стал особо щедр и внимателен. По улицам Киева с утра отправлялись телеги, груженные снедью и дровами, посланники князя расспрашивали, нет ли кого, кто сам не может дойти до княжьего двора, чтобы получить помощь, несли еду хворым и калечным. Скоро Киев привык к такой помощи, кияне одобрительно говорили о князе, которому не жаль своего добра для тех, кто немощен.

— И ласков князь Владимир со всяким пришедшим…

— Да, не горделив перед людьми…

— А чего перед русичами гордиться? Мы и без князя переживем, а вот он без нас нет!

Осторожные возражали:

— Эй, ты полегче! Не ровен час, услышит кто…

Но за ласковость речей и помощь людям князя все чаще именовали Красным Солнышком.

Позже, когда к природной доброте добавится и христианское желание помочь людям, это прозвище закрепится за князем Владимиром прочно. Людская память забывчива, забудутся его предательства, искалеченные судьбы многих и многих женщин, убийство брата, и то, как он обойдется со своей семьей позже, останется память о раздаче снеди хворым, о пирах с дружиной, о постройке новых градов по границе со Степью и, конечно, в первую очередь о Крещении.

А пока в княжьем тереме все шли и шли беседы о вере, князь Владимир выбирал…

При беседах часто присутствовала и Рогнеда, особенно если говорили с христианами. Именно их слова о любви и прощении заставляли княгиню внимательно прислушиваться. Рогнеда всей душой потянулась к новым знаниям, хотелось верить, что можно искренне покаяться и тем исправить свои прошлые ошибки.

Но нашелся камень, о который споткнулось ее желание принять такую веру. Рогнеда была снова тяжела, и князь стал приходить к ней в ложницу только для духовных бесед. Всегда горячая и истосковавшаяся по мужским ласкам Рогнеда досадовала. Ну и что, что тяжела, раньше же ухитрялись справляться? До Изяславля он и не спрашивал: может, не может… А теперь она готова на все, а князь вдруг стал твердить… о плотском грехе! Хотелось крикнуть, что говорить о нем не может тот, у кого сотни женщин до сих пор живут в том же Вышгороде, но Рогнеда промолчала, лишь росло раздражение на мужа, который снова предпочитал ей теперь уже беседы о душе.

Когда возвращалась в Киев, казалось, что теперь в отношениях с мужем все будет иначе. Вдали от Владимира Рогнеда поняла, насколько любит человека, принесшего ей немало горя и слез, поняла, что ради возможности быть с ним и с сыновьями готова простить все прошлые обиды. Но оказалось, что не готова к новым! Уже после нескольких недель Рогнеда с тоской осознала, что князь просто не способен пропустить ни одну красивую женщину! На его ложе снова всякую ночь новые красавицы, и к другим женам дорогу не забыл. Все чаще появлялась горькая мысль, что не стоило возвращаться ради того, чтобы после нескольких недель безмятежного счастья снова и снова терпеть унижение и боль. Рогнеда тяжела, но тяжела и Мальфрид, и болгарка, последняя жена Владимира. Для чего тогда звать ее? Простая прихоть?