Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

Гридень оглянулся, также сонно махнул рукой и повернул в другую сторону. И тут Перенега почувствовала, как чьи-то руки схватили ее за бедра. Резко выпрямившись, она невольно оказалась лицом к лицу с дружинником Емком. Тот, видно, стоял сзади, разглядывая прелести женщины, поневоле видные из распахнутого от жары ворота рубахи, когда та наклонилась с крыльца.

— Ты… чего это?! — испугалась Перенега. Она уже не раз замечала пристальное внимание Емка к своей фигуре, да и сам дружинник ей глянулся, но чтоб так вот… Тот усмехнулся, стискивая грудь красавицы и жарко дыша в лицо:

— Приду вечером. Дверь не запирай…

Перенега не ответила, но и без слов было понятно, что пустит. Емко хлопнул ее по заду и довольный собой стал спускаться с крыльца. Только тогда Перенега перевела дух и снова вспомнила о повелении хозяйки, нашла глазами сонного гридя, уже взбиравшегося на смотровую вышку, а грудь все еще чувствовала горячие крепкие руки дружинника. По телу разлилось приятное тепло: трудно женщине, да еще и молодой, без мужчины в ложнице. Перенега вдруг подумала о том, каково хозяйке…

Гридь ничего не увидел, как ни смотрел. Да и не мог увидеть, хотя Рогнеда беспокоилась не зря: сердце-вещун верно учуяло, что любимый князь недалече.

Емко тихонько толкнул дверь Перенегиной каморки, та поддалась, открылась без скрипа. Дружинник усмехнулся: смазала, что ли? Сама ключница стояла, глядя на ночного гостя широко раскрытыми глазами. В каморке было почти темно, потому Емко особо чиниться не стал, быстро прикрыл за собой дверь, опустив на всякий случай небольшой засов, и шагнул к хозяйке каморки. Та чуть отступила назад: слишком ретивым показался недавно такой желанный гость. Но Емка уже не остановить — облапил Перенегу, прижал к себе, шустро полез задирать рубаху до плеч. Та вырвалась, обиженно прошептав:

— Ишь какой ты быстрый!

Емко чуть отстранился, недоуменно глядя в темноте в лицо Перенеги:

— Ты чего это? Сама же позвала…

— Я звала?! — возмутилась женщина.

— Ну… пустила же…

Перенега сбросила со своего тела его руки:

— Как пустила, так могу и выгнать!

Тот понял, что не шутит, примирительно зашептал:

— Ну чего ты, чего? Я ж к тебе с добром, по-хорошему…

Но подействовали больше не слова, а те же бесстыжие горячие руки, которые уже забрались под рубаху, одна прижимала к себе, а другая нащупала и крепко сжала крупную грудь. Не в силах противиться, Перенега сдалась, позволила стащить с себя рубаху, повалить на лавку, на которой спала. Емко кряхтел от удовольствия и выказывал:

— Эх, хорошо! Ну хорошо же! А ты не хотела…

Он оказался неуемным, норовил заглянуть в каморку при любой возможности. А то и подловить где в другом месте. Перенега не противилась, потому как сама получала удовольствие от его наглых рук, сильного тела и постоянного желания.

Но так долго продолжаться не могло, ключница быстро понесла. Когда она сообщила об этом сожителю, тот ахнул:

— Да ты что?! Куда ты с дитем-то?

Шло время, от князя не было известий, Рогнеда все больше и больше мрачнела, а у Перенеги стал округляться живот. Нося под сердцем ребенка, ключница и радовалась и печалилась. Будущему дитю радовалась, но Емко все чаще тискал по углам уже других, холопки охотно уступали видному парню.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если б однажды княгиня вдруг не позвала обоих, и ключницу, и ее сожителя, к себе. Строго глядя на Емко, кивнула на уже заметный живот Перенеги:

— Твой будет?

Дружинник не посмел отказаться.

— Мой…

Рогнеда протянула, но не ему, а Перенеге, кошель, туго набитый кунами и резами:

— Держи, тебе с дитем на житье. Деньги всегда пригодятся. Возьмешь еще со двора лошадь получше с телегой и всякого скарба, что нужен для обустройства. Из моих закромов возьмешь скоры, рухляди разной, не жалей, точно меня куда собираешь. Поняла?

Перенега кивала, не очень понимая, почему вдруг княгиня так расщедрилась, никогда ничем не разбрасывалась, а тут вдруг…

А Рогнеда продолжала:

— Поедешь в Полоцк, там у тебя родовичи остались, я помню. От меня поклон Полоцку передашь, только языком не болтай, прошу тебя.

И ничего не сказала о Емке. Тот топтался на месте, не зная, как самому спросить о своей судьбе. Княгиня поняла, усмехнулась:

— А его… как знаешь. Я бы не стала с собой брать, больно девкам подолы задирать любит, наплачешься…

Ключница, теперь уже бывшая, совета хозяйки послушалась, уехала на следующий день одна, повез ее, правда, один из конюхов. Повез, да так и остался где-то с Перенегой. Рогнеда не противилась. А Емко тоже убрался из Изяславля, помотался по свету недолго, сгинул из-за своей неуемной тяги к женским прелестям: прибили, поймав однажды на сеновале с чужой женкой.