Этот лаконичный отзыв, да еще в контексте статьи о «слышимом слове», дорого стоил. Яхонтов знал его наизусть. Можно не сомневаться, знал он и выступление Маяковского «Летучий театр». Еще в 1918 году, понимая, что «коренная ломка существующего театра едва ли встретит всеобщее сочувствие, так как новый репертуар пока крайне ограничен, да и обработка вкуса, воспитанного старым, требует времени», Маяковский предлагал создать «Летучий театр» — «вольную организацию революционеров сцены, не связанных никаким громоздким техническим аппаратом, сосредоточивших все свое внимание на актерской игре и на словах, произносимых с подмостков». Поэт выступил с деловым предложением — предельно ограничить труппу, сделать бутафорию с таким расчетом, чтобы безо всяких трудностей брать ее в поездку, а главное, найти людей, «молодых актеров, режиссеров, поэтов, художников, видящих в работе своей не только службу, но и служение новому искусству». Поэт был уверен, что такая организация может помочь «развитию целого течения искусства».
Той же уверенностью было продиктовано создание в 1927 году театра «Современник» — его организаторы знали, что у них есть сильный единомышленник.
При встрече они здоровались. Яхонтов, из-за застенчивости, никогда не приближался первым. Маяковский подходил, спрашивал, как работается, каковы планы. Внимательно слушал, на прощанье крепко жал артисту руку, и они расходились.
Летом 1926 года они встретились в Ялте. Маяковский часто выступал, читал парижские стихи, стихи о Крыме. Яхонтов и Попова не пропускали ни одного выступления. Они видели Маяковского часто. Он сидел один на лавочке около гостиницы, ужинал за соседним столиком в ресторане. Всегда очень внимательно («длинно») смотрел. Яхонтов был уверен: «он присматривается к нашей паре». Как-то они проходили по садику гостиницы «Ялта» к себе домой. Маяковский сидел на скамейке. Остановил, спросил, когда идет «Пушкин», и пригласил зайти в гостиницу, почитать ему. «Я заметил, что у него перегоревший от курения рот». В гостиницу Яхонтов не пошел, постеснялся. Вообще рядом с поэтом он чувствовал себя, по его словам, так, будто рядом — Везувий.
Попова позже вспомнила еще: «В Москве Яхонтов как-то читал свою работу „Ленин“ в Доме печати… Я сидела в последнем ряду, за мной — проход у стены — из двери в дверь. Почувствовав, что позади кто-то стоит, — обернулась. Стоял Маяковский и слушал две первые части: „Коммунистический манифест“ и „Что делать?“ В. И. Ленина, смонтированные с его поэмой „Владимир Ильич Ленин“. Прослушав эти части, прошел тихо дальше и ушел. Возможно, что он знал, что именно в этих частях „много Маяковского…“».
На этом личные встречи обрываются.
О смерти Маяковского они узнали в тот день, когда сдавали спектакль «Война». Близкие Яхонтову люди говорят, что он пережил это событие «молча». Ни в дневниках, ни в письмах — ничего. Молчание. Но в письме Поповой такие слова: «Смерть Маяковского заняла сейчас в нашей жизни центральное место».
К этому стоит добавить то, что сохранила память писателя Льва Славина и его жены. 15 апреля 1930 года к ним раздался телефонный звонок. Яхонтов спросил:
— Вы слышали о несчастье?
— Да.
— У меня сегодня вечер в Доме печати, я не могу его отменить. Приходите, пожалуйста.
Они пришли. Яхонтов читал Маяковского. Им показалось, что тогда и произошел некий перелом — раньше в исполнении была некоторая грубоватость, крик, агитка. Теперь какой-то совсем другой Маяковский, сдержанный, трагический, почти неправдоподобно спокойный предстал перед слушателями.
Впечатление было огромным и новым, по остроте мало с чем сравнимым.
В тот ли вечер или в течение ряда подобных вечеров 1930 года, но действительно перелом произошел.
Прежде всего он был количественным.
В исполнении Яхонтова прозвучали все поэмы Маяковского: «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Люблю», «150 000 000», «Война и мир», «Про это», «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!». Стихи поэта артист стал включать почти во все свои программы, вплоть до «Настасьи Филипповны» — композиции по роману Достоевского «Идиот».